– Ты кстати зашел, – сказала Флорина мужу. – Мы тут на самом деле говорили не о Феодоре, а о Софии. Я что-то боюсь отпускать ее в Константинополь…
– Мама думает, – смеясь, сказала Каломария, – что столица это такое гнездо пороков!
– Гнездо, не гнездо, – возразила Флорина, – но суеты там побольше, чем тут, и соблазнов тоже. А София у нас такая тихая, смиренная… Боюсь, там такие не ко двору, как начнут «перевоспитывать», греха не оберешься…
– Ну, посмотри на меня! – воскликнула Каломария, вставая. – Разве я превратилась в «греховный сосуд»?
– У тебя всё же другой характер, чем у Софии. Она мягкая…
– Дорогая, – улыбаясь, сказал Марин, – порочный человек как свинья – грязи найдет. Посмотри на дочь наших соседей – она и не в столице, а влезла в такую историю, что не дай Бог. И кто тянул, а? Я вот совсем не боюсь за Софию. Мягкая-то она мягкая, но внутри – стержень железный!
– Да, мамочка, папа прав! Сколько я помню, она всегда брала верх над Ириной в играх, да и мне не спускала, хоть я гораздо старше! Мягко стелет, да жестко спать! – Каломария опять улыбнулась.
– И потом, – добавил Марин, – мы ведь ее туда ненадолго отпустим. Обручится, поживет месяц-два, да и назад. До свадьбы-то еще года два-три ждать придется.
– Уговорили! – вздохнула Флорина. – Присылайте сватов.
– Замечательно! – Каломария подошла к матери и поцеловала ее в щеку.
– Только надо подождать, чем кончатся фракийские дела, – вдруг нахмурился Марин. – Да и в Городе, ты говоришь, неспокойно…
– Не то, чтобы неспокойно… – поморщилась Каломария. – Просто некоторые бродяги мутят народ против икон. Но думаю, когда государь вернется из похода, он быстро усмирит их! Был такой Николай, пустынником прикидывался, а сам иконы поносил, даже при людях расколол образ Богоматери…
– Вот негодяй! – воскликнула Флорина.
– Да, – продолжала Каломария. – Так государь повелел его схватить и отрезать язык! Тот и умер после этого. Вот и с этими нечестивцами то же будет!
– А что говорит Арсавир? – спросил Марин.
– Ничего не говорит… Ничего особенного. Смеется даже.
– Смеется?
– Да, как начну спрашивать, что да к чему, так он улыбается: «Не квохчи, – говорит, – моя курочка, в нашем гнездышке всё спокойно!»
Каломария улыбнулась и, подойдя к окну, выглянула на улицу. Конечно, через знакомых до нее доходило много тревожных слухов; но раз Арсавир говорит, что всё спокойно, значит, беспокоиться не о чем. За время замужества она привыкла ощущать себя за ним, как за каменной стеной, он словно излучал надежность и ясность…
– А вот и дети бегут! – сказала Каломария, кивая в сторону окна. – В дом! Не к нам ли?
Вскоре за дверью раздался шум и в комнату влетели мальчик лет одиннадцати, крепкий на вид, загорелый, с темными вьющимися волосами, и девочка помладше, невысокая, круглолицая, пухленькая. Ее коса совершенно расплелась, и густые волнистые волосы глубокого черного цвета, даже темнее, чем у отца, словно плащ, покрывали ее почти до пояса.
– Ну что, сорванцы, всё носитесь? – весело спросил Марин.
– Голову не сверните! – сказала Флорина. – Ты, Варда, постарше, так хоть думай, где и как бегать!
– Да, мама! – ответил мальчик и лукаво поглядел на сестру. – Но больше всего приходится думать, как от нее убежать. Бегает она, как ветер, хоть и толстая!
– Я не толстая! – возмутилась девочка. – Я тебе дам, «толстая»! – и она ткнула брата в бок кулаком.
– Ой-ой! А-а! – Варда картинно схватился за бок и скривился, как от боли. – Она дерется!
– А ты не дразнись! – рассмеялась Каломария.
– Ладно, хватит шалить! – строго сказала Флорина. – Посидите вот, отдохните лучше! Феодора, иди сюда, я тебя заплету!
Девочка подошла к матери, а Варда уселся на скамью под окном и сложил руки на коленях, сделав постное лицо. Марин улыбнулся и погрозил сыну пальцем.
– Вот, Варда, – сказала Каломария. – Вы ведь еще не знаете… София скоро поедет ко мне в гости, я ей жениха нашла.
– Жениха? – вскричал Варда. – Да она еще маленькая! Тогда и мне невесту найдите, а то нечестно!
– Рано тебе еще думать о невестах, – строго сказала Флорина. – Придет время, и тебе найдем.
– Рано? – негодующе воскликнул Варда. – Софии не рано жениха, а мне невесту рано? Вот, так всегда…
– София умница и послушная, а на тебя никакой управы нет. Поумней сначала чуток, а там посмотрим, – сказала Флорина всё так же строго, однако, пряча улыбку.
– А-а, всегда вы так, – обиженно пробурчал мальчик. – Чуть что, так сразу: «непослушный», «поумнеть надо»… Да я еще умнее всех вас буду! Еще других буду учить!
– Вот хвастун! – воскликнула Феодора.
Она возмущенно всплеснула руками и тут же ойкнула от боли.
– Ну, не дергайся! – сказала Флорина. – Я еще не доплела.
Девочка вздохнула, опустила руки и спросила:
– И как его зовут, этого жениха?
– Константин.
– А сколько ему лет? – поинтересовался Варда.
– Четырнадцать, – сказала Каломария. – Они с Софией только обручатся, ну, а свадьба будет, когда подрастут. Года через три.
– Ой, как долго еще им ждать придется! – вздохнула Феодора. – А что, если… за это время Софии кто-нибудь другой попадется?
– Что значит – «попадется»? – нахмурилась Флорина.
– Ну… встретит какого-нибудь другого мальчика, и он ей больше понравится… чем этот Константин.
– Феодора! Что это за мысли у тебя в голове?
Флорина даже перестала плести дочери косу и, взяв ее за плечи, развернула к себе. Феодора стояла, опустив глаза.
– Ага, ага! – расхохотался Варда. – Каких житий святых ты начиталась, сестрица? Э, да ты ведь и читать еще не умеешь толком! Уж не наслушалась ли ты тайком захожих сказочников, а?
– Прекрати, Варда! – Флорина метнула на него грозный взгляд и обратилась к дочери: – Не смей и думать о таких вещах, слышишь? Вот еще притча!
– Ну да, – снова не удержался Варда, – святые все выходили замуж только по воле родителей!
– Варда!
– А Феодоре хочется, чтобы мальчик нравился, а не просто!
– Варда, пойди вон! – вскричала Флорина.
– Варда, ты и правда разошелся, – сказал Марин. – Пойдем, сынок, пусть женщины тут сами разбираются!
Взяв подскочившего мальчика за руку, Марин покинул комнату, улыбаясь в усы: в младшей дочери он узнавал себя. Когда отец с сыном ушли, Каломария упала в кресло и расхохоталась. Флорина строго взглянула на нее, но не выдержала и рассмеялась тоже. Феодора исподлобья поглядывала то на сестру, то на мать.
