Ждать пришлось недолго: в мае в Город прибыли игумены Хинолаккский Мефодий, Далматский Иларион, Катасаввский Иоанн и еще несколько исповедников, в том числе монах Лазарь; Студийский игумен Навкратий был болен и не мог добраться до столицы, поэтому прислал вместо себя Николая. По просьбе исповедников, августа приняла их, и Мефодий от лица всех просил ее «порадеть о благочестии и восстановить почитание святых икон, как то заповедано святыми соборами и отцами», чтобы царство ее и ее сына «было долголетним, безмятежным и благословенным от Бога». Императрица ответила, что сама чтит иконы с детства и сочувствует иконопочитателям, но что вопрос этот нуждается во всестороннем рассмотрении, после чего отпустила пришедших, сказав, что будет думать над их просьбой. Поговорив с регентами и другими своими родственниками, она поручила Феоктисту разузнать, как посмотрят в Синклите на восстановление иконопочитания. Оказалось, что синклитики в целом не очень хотят перемен – как из уважения к мнению патриарха, так и из почтения к памяти императора: большинство из них искренне любили почившего, считая за лучшее пребывать в той вере, в какой умер он. Никто не знал о его предсмертном обращении – Феодора пока запретила Феоктисту, кувикулариям и врачу рассказывать об этом, а сама сообщила о случившемся только патриарху.
– Что ж, – сказал Иоанн, как будто нисколько не огорчившись, – государь сделал свой выбор, и «блажен, кто не осуждает себя в том, в чем испытывается».
В императорской канцелярии все, кроме Фотия, были против икон – тут сказывалось влияние Лизикса, которого подчиненные уважали безмерно и чтили его мнение как закон. Эпарх в целом не был против икон, хотя к умонастроению иконопочитателей относился без симпатий, но сказал, что нужно соблюдать осторожность и не делать резких шагов, чтобы не вызвать слишком сильного недовольства, особенно в патриархии. Однако он заметил, что большинство народа, скорее всего, приняло бы иконы так же легко, как при императоре Льве отвергло их, – по крайней мере, внешне.
Итак, по-видимому, главным камнем преткновения и силой, влиявшей на умы, были патриарх и его почитатели, особенно протоасикрит – ко мнению Лизикса прислушивались не только работники канцелярии, но и синклитики, и другие придворные. Феодора сама решилась поговорить с патриархом. Когда она рассказала ему о призывах иконопочитателей, уговорах Мануила, опасениях Феоктиста по поводу возможных выступлений сторонников икон, Иоанн не выказал ни удивления, ни беспокойства. Он немного помолчал в задумчивости и сказал:
– Августейшая, что касается меня, то я желал бы умереть в той вере, в какой ныне пребываю. Но если ты думаешь, что мое мнение может сыграть решающую роль в деле возвращения икон, то ты ошибаешься. Даже если б я согласился изменить веру, поклонники икон ни за что не согласятся на мое пребывание на кафедре, – губы его тронула ироническая улыбка. – Они, скорее, все умрут в темницах, чем пойдут на восстановление икон под моим руководством, я в этом уверен. Но гораздо важнее другое. Когда умер святейший Феодот, государь Михаил колебался относительно его преемника и даже подумывал о возвращении на патриаршество Никифора, но иконопоклонники выдвинули такие условия, на которые он никак не мог пойти. Не думаю, что сейчас их мнение изменилось, а потому тебе, государыня, нужно заранее поразмыслить, примешь ли ты эти условия.
– Что же это были за условия?
– Они хотели извергнуть из клира всех тех, кто присоединился к противникам икон, и не желали оставлять им сан даже при их покаянии. Что касается рукоположенных после собора в Святой Софии, осудившего иконы при государе Льве, то их сан иконопоклонники вообще не считают когда-либо бывшим. Суди сама, что может ожидать наше государство в случае, если ты согласишься пойти на их требования.
Императрица ошарашено смотрела на патриарха.
– Но они ничего такого не сказали мне при встрече! – воскликнула она.
– Разумеется, – Грамматик усмехнулся. – Но не сказали только пока. Стоит тебе, государыня, подать им более или менее твердую надежду, они станут смелее.
– Нет, это было бы уже слишком! – возмущенно сказала Феодора. – Я обещала Феофилу, что ты останешься на кафедре, и вовсе не собираюсь нарушать это обещание!
– Это было бы еще полбеды, августейшая. Подумай о том, что иконопоклонники считают государя нечестивцем и гонителем, а значит, они вряд ли станут молиться об упокоении его души, как это делаем мы. Скорее, они мечтают предать его анафеме.
– Ну, нет! – императрица встала. – Этого не будет! Никогда! – она подошла к лежавшему на аналое Евангелию в золотом окладе и положила на него руку. – Вот сейчас перед тобой, святейший, я клянусь, что никогда не позволю им осудить Феофила!
– Не сомневаюсь, – патриарх чуть заметно улыбнулся. – Да поможет тебе Бог, государыня!
Как показала вторая встреча императрицы с иконопочитателями, Иоанн не ошибся. Феодора пригласила исповедников, в прежнем составе, в тронный зал Магнавры и в присутствии регентов, избранных синклитиков и эпарха сказала им:
– Почтенные отцы! Я рассмотрела вашу просьбу о возобновлении поклонения иконам в Божией Церкви и могу сказать, что готова обсудить этот вопрос, но прежде я хотела бы изложить вам одну небольшую просьбу, которая вам, высоким духом ученикам Спасителя, должна показаться совсем не трудной для исполнения. Вы служители Господни и имеете от Бога власть связывать и разрешать кого хотите – не только грехи пребывающих в этой жизни, но и уже взятых смертью. Ведь Христос говорит в Евангелии: «Что вы свяжете на земле, то будет связано на небесах, и что разрешите на земле, то будет разрешено на небесах». Поэтому я ныне прошу вас простить моему почившему супругу и вашему государю всё, чем он обидел и отяготил вас при жизни, и не осуждать его, но принять как верного и православного. Я вполне уверена, что вы можете это сделать, если захотите, как ученики милосердного Господа, тем более, что перед самой смертью государь сожалел о том, что притеснял вас, и просил меня оказать вам милость. Как видите, я исполнила его желание, отпустив вас на свободу и даровав возможность невозбранно исповедовать свою веру. А сейчас от имени моего супруга я хотела бы утешить вас и вещественно, вас и всех тех, кто был с вами в ссылках, – она простерла руку в сторону двух стоявших на полу перед эпархом огромных серебряные чаш, полных золотых монет. – Надеюсь, вы не откажетесь принять это приношение и разделите его между всеми своими братиями по вере, пострадавшими во время гонений, попросив и их помолиться о почившем государе.
Если первые слова императрицы воодушевили иконопочитателей, то дальнейшая ее речь подействовала на них как удар по голове. По их лицам было видно, что они совсем не готовились к подобному обороту дела, но обсуждать предложение императрицы прямо при ней было неудобно, – а Феодора как раз и рассчитывала на внезапность: так скорее можно было понять, что в действительности на уме у этих людей. Быстрее всех справился с собой Хинолаккский игумен и, выступив вперед, сказал:
– Государыня, твоя забота о доброй памяти супруга понятна и естественна, а твоя вера в силу иерейских молитв достойна всяческих похвал. Но осмелюсь сказать, что власть связывать и разрешать, данная Спасителем, всё же не безгранична: если человек скончался вне общения с Церковью, с нашей стороны было бы слишком дерзновенно поминать его наравне с православными.
