Вечером 16 декабря 1794 года Уильям Генри Айрленд вернулся домой крайне взволнованным и торжественно вручил отцу первый свой «шедевр» – «оригинал» договора об аренде дома между Шекспиром и Джоном Хемингом, с одной стороны, и Майклом Фрейзером и его супругой – с другой. Не менее взволнованный Сэмюэл, придирчиво осмотревший документ, не обнаружил ничего подозрительного: бумага, чернила, стиль, подпись Шекспира – все было безупречным. Все же он не преминул прибегнуть к авторитетной оценке сэра Фредерика Идена, известного филантропа, – тот вполне с ним согласился. Уильям Айрленд, вдохновленный такой оценкой знатоков, воспрял духом, и шекспировские раритеты посыпались на голову его отца как из рога изобилия.
Следующей «реликвией», «найденной» прытким юношей, стал протестантский трактат «Исповедание веры». Тщательно изучившие документ специалисты пришли к выводу, что он подлинный, и, более того, лестно отозвались о литературном таланте автора. Отметили и орфографию, о которой сообразительный Уильям не забыл позаботиться, изменив ее, как он считал, сообразно правописанию той эпохи. Он просто удваивал некоторые согласные и прибавлял окончание «е»: didde, wee, Prettye, fromme, usse, butte и т. п.
Позаботился Уильям и о том, чтобы обеспечить себе правдоподобное подтверждение подлинности своих находок. Он понимал, что рано или поздно от него потребуют объяснить происхождение всех этих реликвий, не обнаруженных никем за более чем полтора века. Один из его близких друзей, некий Монтегю Толбет, оказался не столь легковерен, как маститые эксперты, и заподозрил Айрленда в том, что тот сам фабрикует все найденные шедевры. Уильям, однако, поначалу все отрицал, но когда Толбет застал его за изготовлением очередной «находки», открылся другу и даже сагитировал его обеспечить «раритетам» тыл, подтвердив россказни Айрленда о том, где и при каких обстоятельствах они были найдены. Состряпанная ими легенда гласила: первую деловую бумагу Шекспира Айрленду принес Толбет, в свою очередь обнаруживший ее у некоего господина X., пожелавшего сохранить инкогнито. Впоследствии Толбет якобы познакомил Уильяма с господином X., который затем все другие документы передал уже непосредственно Айрленду-младшему.
И надо сказать, этих «других документов» было отнюдь не мало: менее чем через три месяца Уильям принес домой целую коллекцию шекспировских бумаг. Чего здесь только не было: контракты с актерами, издания с собственноручными пометками Великого Барда на полях, переписанный экземпляр «Короля Лира», неизвестные отрывки из «Гамлета» и даже два любовных письма поэта к своей жене, Анне Хетеуэй. Стоит ли говорить, что антиквар был ошеломлен свалившимися на него сокровищами, а выпавший из одного письма «локон Шекспира» чуть было не довел старика до обморочного состояния. Не смутила его и история об альтруистичном мистере X., который буквально разорил свой семейный архив и не потребовал взамен ничего, кроме единственного условия: не упоминать нигде его имя, в крайнем случае только инициалы – М. X.
Юный Айрленд ловко, как ему казалось, обошел и тот момент, что могут найтись законные наследники рукописей Барда: он состряпал новое завещание, согласно которому Уильям Шекспир оставлял все свои рукописи и письма некоему человеку, который якобы спас тонувшего поэта. Странно, что этот факт не вызвал недоумения у специалистов: всем было прекрасно известно, что все рукописи драматург завещал Джону Хемингу. Тем не менее Уильяму и это сошло с рук.
Старый букинист считал себя более не вправе скрывать от мира такие реликвии и в феврале 1795 года организовал в своей лавке их публичную выставку. От посетителей не было отбоя, и скоро не только Лондон – вся Англия заговорила об удивительных находках и их счастливом обладателе. Как ни странно, но знатоки единогласно подтвердили подлинность всех документов, назвав коллекцию Айрлендов находкой века. Шестнадцать (!) литературоведов и писателей поставили свои подписи под свидетельством о подлинности автографов Шекспира. Слух о необыкновенных раритетах достиг королевского дворца, и отец и сын Айрленды были приглашены на аудиенцию с членами королевской семьи, где смогли продемонстрировать им свои «богатства». Единственным «но» было то, что известнейший шекспировед Эдмунд Мэлоун отказался посетить лавку на Норфолк-стрит, объявив шекспировскую коллекцию Айрлендов мистификацией. Впрочем, в хоре восторженных голосов его мнение до поры до времени осталось неуслышанным. Однако впоследствии нашлись и те, кто посчитал важным прислушаться к словам эксперта, и отношение к «находке века» перестало быть однозначно одиозным.
Тем временем Уильям Генри не сидел сложа руки. Высокие оценки «найденных» им вещей вдохновили его замахнуться на гораздо более грандиозный замысел: написать пьесу в духе «раннего Шекспира». Сюжет подсказала висевшая в доме отца картина с изображением валлийского короля-воителя Вортигерна и королевы Ровены, а также холлиншедские хроники, которыми в свое время пользовался сам Бард. Здесь и совершил юный Айрленд роковую ошибку: еще не дописав пьесу до конца, он намекнул отцу о ее существовании, и тот стал требовать от сына побыстрее показать ему находку. Значительный кусок произведения Уильяму пришлось дописывать в спешке, что и объясняет ее слабые места, которые не замедлили привлечь к себе внимание экспертов. Кто знает, вполне возможно, если бы «Вортигерн» был написан не за два месяца, а за более долгий срок, мы и до сих пор считали бы эту пьесу одной из ранних проб пера Стратфордианского Лебедя. Когда же на Норфолк-стрит был открыт доступ к этой рукописи, Уильям постарался создать впечатление, будто он не настолько образован и способен в литературе, чтобы написать нечто, хотя бы отдаленно напоминающее подобную вещь.
На деле же он продолжал свои труды: вслед за притчей о валлийском воителе появились «Генрих II» – произведение гораздо более зрелое, нежели «Вортигерн», – и часть пьесы «Вильгельм Завоеватель». А в планах была серия пьес, охватывающая историю Англии начиная с норманнского завоевания и вплоть до правления Елизаветы I. Видимо, здесь и наступил переломный момент в жизни Айрленда-младшего: почувствовав вкус пусть и стилизованного, но самостоятельного сочинительства, Уильям всеми силами противился желанию отца опубликовать «найденные» рукописи. Дошло до того, что сын даже намекнул старику о том, что рукописи могут оказаться подделкой, но того уже было не остановить: мечта всей жизни, «неизвестный Шекспир»! И Уильяму Генри осталось только предупредить отца, что тот издает пьесы на свой страх и риск. Томик in folio «Некоторые рукописи и деловые бумаги за подписью и печатью Уильяма Шекспира…» стоимостью 4 гинеи вместил факсимиле почти всех подделок Уильяма Генри Айрленда, за исключением пьес «Вортигерн» и «Генрих II». Но апофеозом всей истории величайшей шекспировской мистификации стала постановка «Вортигерна» в Друрилейнском театре под руководством известного драматурга Б. Шеридана.
Надо сказать, что право на постановку оспаривали лучшие театры Англии – Ковентгарденский и Друрилейнский, поэтому «автору» осталось только выбрать тот из них, который посулил больший гонорар. Сэмюэлу Айрленду полагалось триста фунтов наличными и пятьдесят процентов прибыли от первых шестидесяти представлений. И вряд ли хоть раз пьеса Шекспира привлекла столько зрителей, сколько устремилось на премьеру его «новой пьесы». Впрочем, не всеми двигала жажда приобщиться к высокому искусству: многие хотели лично убедиться в смехотворности подделки – слухи об этом уже расползлись по городу, многие специалисты пересмотрели свое мнение относительно находок и были настроены весьма критически. Затевалась настоящая война между скептиками и сторонниками подлинности шекспировских документов. Масла в огонь подлил и написанный к премьере лично Эдмундом Мэлоуном памфлет, призывавший не клевать на удочку злостных мистификаторов. Видный эксперт выпустил книгу «Изыскания о подлинности некоторых рукописей», полностью изобличающую все подделки Айрленда. И хотя вышел сей опус из печати спустя несколько дней после премьеры «Вортигерна», стараниями автора газеты пестрели цитатами из него еще до показа. Сэмюэл Айрленд также ответил памфлетом в день премьеры, призывавшим не верить необоснованным нападкам критика, причем раздавал его идущим на спектакль зрителям собственноручно.
