Князь, как и королевский камердинер, не дал за информацию ни гроша. Хотя пообещал, что в будущем у нее не будет причин жаловаться. Письменное свидетельство заставило его почти поверить в историю с заговором, но дело было настолько щекотливым, что требовало более веских доказательств. И Чарторыский предложил Угрюмовой вывести Рыкса на чистую воду. Для этого Мария Тереза пригласила камердинера к себе, спрятав князя Адама и его друзей в соседней комнате. Они внимательно прислушивались к каждому слову светской беседы. Но майорше, при всей ее изворотливости, никак не удавалось перевести разговор в необходимое русло. Наконец она решила действовать «в лоб» и спросила, не желает ли Рыке, чтобы она отравила Чарторыского. Камердинер успел сказать только одно слово: «Браво!». В комнату сразу же ворвались друзья князя. Рыке и майорша были арестованы. Его отправили за решетку, а очаровательную доносчицу поселили в доме княгини Любомирской, которая жалела несчастную жертву обстоятельств, стремилась утешить ее и даже подарила 500 дукатов.
Чарторыский использовал сложившиеся обстоятельства с немалой пользой для себя и своих сторонников. Он затеял уголовный процесс против Рыкса и Комажевского, создавший в Польше взрывоопасную политическую ситуацию. Его сторонники на каждом углу говорили о том, что правящий король неоднократно пользовался услугами наемных убийц, устраняя неугодных. В качестве основного исполнителя «заказов» называли майоршу Угрюмову. В одной из брошюр, вышедших вскоре после начала процесса, был опубликован поименный список предыдущих шестнадцати жертв. Сторонники короля не оставались в долгу и клеймили Чарторыского как изменника, покушавшегося на престол. Екатерина Великая была крайне озабочена. Непопулярность в народе ее бывшего фаворита могла закончиться нанесением серьезного ущерба российской политике в Польше. Она слала русскому послу в Варшаве депешу за депешей, требуя от него употребить все средства для того, чтобы «ненавистное дело майорши» было улажено. Какими путями действовал посол – остается загадкой. Однако во время процесса было установлено, что все действия Угрюмовой и ее утверждения не имеют под собой реальной почвы. Никакого заговора не было. Яд в пакетике – фантазия зарвавшейся авантюристки. Подстрекательство к преступлению – клевета. Впечатление подкреплялось еще и тем, что показания Угрюмовой и всех остальных абсолютно не стыковались между собой.
Немаловажную роль сыграло и то, что майорша оказалась вовсе не той, за кого себя выдавала. Опасаясь международного скандала, об Угрюмовой осторожно навели справки. И выяснилось, что к семейству де Нери, как и к роду фон Лаутенбургов, она не имеет ни малейшего отношения. Однако лично Марию Терезу в Европе прекрасно помнили. Она считалась украшением балов и приемов, на которых откровенно соблазняла титулованных особ. В искусстве обольщения с ней мало кто мог соперничать. Разумеется, Угрюмова – не куртизанка в прямом смысле этого слова, хотя многие щедро вознаграждали ее за интимные услуги. Скорее – популярная красавица, ведущая легкую и беззаботную жизнь. Обвинитель и адвокат полученную информацию использовали по-разному. Обвинение настаивало на том, что Мария Угрюмова – наглая обманщица и авантюристка, погрязшая в самом гнусном разврате. Адвокат пытался убедить собравшихся, что она – просто темпераментная молодая женщина, которая запуталась в обстоятельствах и действовала без злого умысла. Однако никакое заступничество не помогло. 15 марта 1785 года трибунал огласил приговор, признавший справедливыми обвинения в злостной клевете, присвоении чужих фамилий и опасном вымысле о несуществовавших заговорах против короля и князя Чарторыского. Наказание было весьма суровым: выставить майоршу Угрюмову у позорного столба на площади, раскаленным железом наложить ей на левую лопатку клеймо с изображением виселицы, после чего содержать в вечном заточении.
Приговор был приведен в исполнение через месяц с небольшим, 21 апреля 1785 года. После клеймения Угрюмову поместили в крепость в Данциге. Правда, через несколько лет она объявилась в одном из имений Чарторыского. Вероятно, князь выполнил свое обещание, данное молодой пани. А последнее упоминание о Марии Терезе относится к 1830 году. Хронист сообщает, что она была по-прежнему энергична и обаятельна, а молодые паны из окрестных поместий краснели в смущении под ее вызывающим взглядом. Деталь, безусловно, добавляет романтики, но давайте посчитаем. Только со времени первого доноса Марии Терезы прошло 48 лет! А ведь ко времени ее появления в Польше она успела изрядно повеселиться в Европе. Ее видели в Венеции, Берлине, Гамбурге. Так что к 1830 году ее возраст был уже преклонным – где-то 60–65 лет. Едва ли молодые паны были такими почитателями древности… Но неточность хрониста – лишь небольшой эпизод в серии загадок жизни майорши Угрюмовой.
Так и осталось неизвестным, кем она была на самом деле. Следствие установило, что она не имеет отношения к тем дворянским родам, имена которых использовала долгое время. Но где и когда родилась Мария Тереза? Наиболее вероятной считают версию, согласно которой она была крепостной девкой, обученной грамоте, языкам, этикету и прочим премудростям. Это могло произойти только при условии, что будущая майорша была либо незаконной дочерью кого-то из дворян, либо его любовницей. И в том и в другом случае она могла получить вольную и некоторое количество денег в качестве отступного. В Европе авантюристка, скорее всего, оказалась вместе со своим покровителем (кто бы он ни был), но затем оказалась предоставлена самой себе. Возможен ли такой вариант? Вполне. Но с тем же успехом можно предположить, что Угрюмова происходит из обедневшего дворянского рода одной из европейских стран. Или вовсе не дворянского…
Довольно странным кажется и поведение ее мужа – коллежского асессора Угрюмова. Куда он смотрел? В Варшаву супруги приехали вместе, но во всех позднейших событиях участвовала только «майорша». Майор как сквозь землю провалился, предоставив супруге заниматься бог знает чем, наносить в одиночку светские визиты, принимать у себя в доме заговорщиков… О супруге вспомнили только тогда, когда дело дошло до судебного разбирательства. Угрюмов был привлечен в качестве свидетеля. Как ни странно, оказалось, что он пару раз был свидетелем визитов Рыкса и Комажевского. А когда поинтересовался у жены, о чем был разговор, она сказала, что ей было бы скучно ему все это растолковывать. И он смирился…
Возникает еще один вопрос: чем объясняется довольно странный поступок князя Чарторыского, освободившего узницу из вечного заточения и поселившего ее у себя? Это – явное проявление благодарности. Но за что? Ведь во время процесса было установлено, что никакого покушения король не готовил, а Угрюмова – ловкая мошенница. Однако в этой истории все далеко не так просто, как кажется на первый взгляд. Те, кто освещал судебный процесс, не смогли назвать ни одного убедительного мотива, которым бы руководствовалась Мария Тереза. Одни подозревали жажду наживы (но вспомним: авантюристка вовсе не пыталась «продать» информацию, она делилась ею безвозмездно). Другие склонялись к выводу, что майорша просто развлекалась. Но это развлечение – вовсе не в ее стиле. Если бы она попыталась соблазнить кого-то из участников событий, то версию интриганства от скуки можно было бы принять на веру. Нет, здесь что-то не сходится. Возможно, авантюристке хотелось славы? И повышения социального статуса? Если бы она в действительности предотвратила покушение на короля или Чарторыского, ее бы называли ангелом-хранителем. И награда (вполне ощутимая) последовала бы и в том, и в другом случае. Король вполне мог посодействовать продвижению ее мужа по службе. Князь Адам – оказать «материальную помощь». Эта версия объясняет и смену партии: не оценили в одном месте – значит, оценят в другом. Но с какой стати князю Адаму принимать участие в судьбе авантюристки? Только для того, чтобы сдержать обещание? Нет, у Чарторыского имелись другие причины считать себя обязанным майорше Угрюмовой. Вольно или невольно, но она способствовала тому, что князя стали воспринимать чуть ли не как мученика, чудом избежавшего смерти. А Понятовский выглядел в глазах Европы злодеем, покусившимся на жизнь своего двоюродного брата. Кроме того, процесс способствовал укреплению в Польше антироссийских настроений. И хотя постановлением сейма в 1786 году дело Угрюмовой было официально предано забвению, отголоски его долго гуляли по Европе. Стараниями Екатерины II из судебного разбирательства удалось исключить графа Браницкого – одного из преданных сторонников России. Остальные названные Угрюмовой лица были полностью оправданы (за исключением Рыкса, которого приговорили к полугодовому заточению за общение с мошенницей). Но оправдание носило формальный характер. В общественном мнении сторонники Екатерины так и остались участниками заговора и лицами в высшей степени подозрительными. Тем более что большая часть документов, фигурировавших на процессе, была торжественно уничтожена.
