Пришедший 15 января 1813 года ответ министра финансов произвел переполох в Георгиевске. Из Петербурга уведомляли, что ни о каком лейб-гвардии поручике, посланном на Кавказ «со специальной миссией», там и слыхом не слыхивали. Поступило распоряжение арестовать самозванца и отправить в столицу.
На допросах Соковнин сначала выдавал себя за Всеволжского, затем за князя Голицына. Оказалось, что блестящий молодой офицер не кто иной, как Роман Медокс – сын московского антрепренера, выходца из Англии Михаила Медокса. До сих пор доподлинно неизвестно время его рождения: сам он указывал 1795 год, его племянник утверждал, что Роман Михайлович родился в 1789 году, а в деле его жандармами была указана еще одна дата – 1793 год. В юности Медокс получил довольно приличное образование, знал помимо обязательного тогда французского еще и латынь, немецкий, английский, старославянский и несколько языков кавказских и сибирских народностей. Однако за свое распутство был изгнан из дома и вынужден был с ранних лет зарабатывать себе на жизнь. Некоторое время Медокс служил писарем в полиции, а в начале войны 1812 года вступил в ополчение, где числился корнетом в отряде донского атамана Платова. Очень скоро ему наскучила монотонная служба, не сулившая орденов и наград. Молодой человек любил размах, обожал внешние эффекты и имел склонность к чудесным превращениям, переодеваниям и авантюрам. В своих записках впоследствии он признавался: «Для моего счастья нужен блеск красок и металлов… природа дала мне чувства пылкие». Поэтому он вскоре сбежал из части, не забыв прихватить с собой полковую казну. На эти деньги он сшил себе прекрасный гвардейский мундир и отправился на Кавказ. Дальнейшее развитие событий происходило совсем не так, как задумывал авантюрист.
На допросах открылись и другие интересные детали: например умение лжепоручика искусно подделывать подписи государя и министров, благодаря чему ему удавалось долгое время водить за нос чиновников Казенной палаты Георгиевска. Кроме того, на одной из промежуточных почтовых станций у него был сообщник, который задерживал посылавшиеся ранее запросы для установлений полномочий Соковнина, а ответы он писал сам, подделывая подписи. Не удалось ему только перехватить послание И. Хандакова, которое стало роковым для Медокса и привело к провалу так успешно начатого им дела.
Помимо деталей обмана следователей интересовала также причина, по которой Медокс затеял всю эту авантюру. Однако на все вопросы несостоявшийся герой отвечал односложно: «Я хотел служить Отечеству в смутные времена, и если нарушал закон, то ничего не делал против своей совести. Наконец меня легко проверить. Черкесы готовы к походу, и я советовал бы не распускать их».
И действительно, никаких фактов, позволяющих обвинить Медокса в присвоении полученных денег, установлено не было. Денежная отчетность велась аккуратно, небольшие суммы, предназначенные для выплат горским князьям, он раздавал в присутствии комендантов и даже истратил на задуманное дело свои 3 тыс. рублей. Но это не имело уже никакого значения. Романа Медокса под конвоем отправили в Петербург. Горское ополчение было распущено.
Но он был не единственным пострадавшим в этой истории. Невольные соучастники обмана Медокса тоже были сурово наказаны: вице-губернатор Врангель был отстранен от должности, кроме того, вместе с генерал-майором Портнягиным и некоторыми чиновниками Казенной палаты он вынужден был «как можно скорее пополнить в казну выданные десять тысяч рублей».
Дальнейшая судьба Медокса складывалась весьма непросто. По прибытии в Петербург он был помещен в Петропавловскую крепость и осужден по всей строгости тогдашних законов. 14 лет провел авантюрист в заключении и ссылке. Лишь в 1827 году царь Николай I удовлетворил его просьбу о помиловании и разрешил поселиться в Вятке под надзором полиции.
Однако вопреки здравому смыслу Роман Медокс не стал вести себя более благоразумно. Почувствовав вкус свободы, он пустился в новые приключения. Авантюрист сбежал из Вятки и очутился в Екатеринодаре. Там его вновь арестовали, но по дороге в Петербург он опять сбежал и появился в Одессе, откуда написал письмо Николаю I. По повелению царя в 1829 году Медокса сослали в Иркутск. Установив контакты с Третьим отделением, он решил свою неуемную энергию применить на ниве политического сыска и сделать карьеру жандарма.
В то время городничим Иркутска был А. Н. Муравьев, прежде осужденный по делу декабристов, затем помилованный, но оставленный под подозрением. Несмотря на солдатское звание, Медоксу удалось войти в доверие к нему и его семье, чему немало поспособствовало знакомство авантюриста с Алексеем Юшневским, с которым они вместе сидели в Шлиссельбургской крепости. А благодаря своим «изящным способностям и образованности» он даже стал домашним учителем в доме Муравьевых. Наблюдая за городничим и его родственниками, авантюрист выяснил, что Муравьевы и проживающая в их доме Варвара Шаховская, невеста декабриста Петра Муханова, поддерживают нелегальные отношения с Петровским заводом, где содержались каторжане-декабристы. Сообщив об этом относительно невинном факте властям, Медокс решил создать на таком убогом фундаменте здание грандиозной провокации. Тайная полиция Иркутска, желая показать собственную значимость и возвыситься в глазах столичного начальства, дала согласие на проведение операции.
Мошенник собрался сыграть на самом слабом звене в этой истории – романтичной натуре Варвары Шаховской. Пытаясь разыграть роль влюбленного, он написал целый фальшивый дневник, каждая страница которого содержала лживые признания в любви. Тетрадку эту он оставлял всегда на видном месте, рассчитывая на женское любопытство. Неизвестно, как отнеслась к Медоксу и его чувствам молодая княжна Шаховская, но в мнимом заговоре авантюрист отвел ей ключевую роль. Воображение его работало исправно, и вот уже в Петербург полетела депеша с сообщением о готовящемся преступлении. Жандармы Третьего отделения ужаснулись, когда узнали, что Муравьев, двоюродный брат второго лица в тайной полиции А. Мордвинова, пригрел у себя в доме главарей подпольного тайного общества с филиалами не только в Иркутске, но и в Москве и Петербурге. Возникший на бумаге «Союз Великого Дела» якобы поддерживал связь с осужденными декабристами и своей главной целью ставил свержение правящей династии. Для подтверждения своих слов Медокс сфабриковал от имени декабриста Юшневского фальшивую шифровку крамольного содержания. Как ни странно, провокатору легко поверили. Из столицы к нему на помощь был выслан ротмистр Вохин, который устроил Медоксу поездку на Петровский завод, где содержались декабристы. Там, пользуясь знакомством с женой Юшневского, он перезнакомился с декабристами и составил донесение, подтверждавшее существование разветвленного заговора. В качестве вещественного доказательства Медокс представил некий им же самим сфабрикованный документ («купон»), который должен был послужить ему верительной грамотой для доступа в столичные круги «Союза Великого Дела».
В Петербурге дело «о злоумышлениях между государственными преступниками» предстояло вести Александру Николаевичу Мордвинову. Полтора года начальник канцелярии Третьего отделения находился в двусмысленном положении следователя по делу своих родных. Роман Медокс не упустил случая сообщить об этом императору. Намекая на пристрастное к нему отношение, он писал: «Я донес сентября 1832-го, а выехал из Сибири октября 1833-го – через целый год… Прибыв в Москву и узнав от генерал-лейтенанта Лесовского, что нет и не ожидается никакого предуготовления к моему действию, я с его согласия сам отправился для объяснения в С.-Петербург, где, явившись к начальнику Третьего отделения канцелярии Его Величества Мордвинову, встретил одни угрозы…»
