– Не стоит, – скривился Кэртин. Он-то об этом договоре знал все, сам подписывал. Да и еще бы не подписать, когда одни союзники просто сдались, а другие уничтожены. – Однако договоры такого типа действуют в мирное время. Сейчас же, следует заметить, идет война.
– Где? – Лютьенс вновь удивленно распахнул глаза. – Я, например, вижу за иллюминатором абсолютно мирный город.
– Адмирал, пожалуйста, не надо корчить из себя идиота. Вы прекрасно понимаете, о чем я.
– Нет, не понимаю. Объясните мне, дураку, что ли.
– Хорошо. Раз так… Вы воюете с Японией. Находясь в наших портах, вы подставляете Австралию под удар.
– Ах, вот вы о чем… – протянул Лютьенс. – Ну, дорогой мой человечек, позвольте вас разочаровать. Как раз наоборот, мы вас защищаем. Или вы думаете, что если Япония сможет каким-то чудом разбить наши флоты и установить гегемонию на Тихом океане, вы отсидитесь? Сколько, по-вашему, продержится Австралия, лишившись союзников?
Кэртин открыл рот, намереваясь что-то возразить, но Лютьенс резким, злым жестом остановил его:
– Я еще не закончил, а перебивать собеседника невежливо. Понимаю, в детстве вам не смогли дать нормального образования, – не стоило так, конечно, но и удержаться от небрежного жеста в сторону происхождения собеседника Лютьенс не смог, – однако за столько лет чему-то вы могли бы научиться. Итак, первый аспект я вам озвучил. Теперь второй. В договоре нет ни слова о военном или мирном времени. Вам поставили условия – вы их приняли. Vae victis, горе побежденным, не так ли? Или вы решили, что нам нужны партнеры? Так спешу вас обрадовать – вы ошиблись. У нас партнеров, союзников, друзей и без вас хватает. И сейчас они сражаются на континенте, ведут корабли… А вы – разменная монета, презерватив штопаный, ясно? И вы будете делать то, что я вам скажу, или… или тот, кого я поставлю на ваше место, будет делать то, что я скажу.
Вот так, негромко, спокойным голосом. Смешать с грязью и показать этому кадру, кто он есть такой в раскладах. А теперь можно ломать дальше. Никакого удовольствия, но – надо. Что ж, адмиралу Лютьенсу не привыкать давить авторитетом и броней своих линкоров, а значит, результат лишь вопрос времени. А вот его-то, увы, всегда не хватает.
Адмирал Да Зара никогда не считался великим флотоводцем. И потому, что был итальянцем, а те вообще на поприще огня и свинца не блистали. И потому, что он никак не проявил себя в прошлую войну, когда взошла звезда Черного Князя. Но при этом он оказался той компромиссной фигурой, которая не раздражала никого в Италии (впрочем, там вообще нашлось немного желающих возглавить столь рискованное и почти наверняка обреченное на провал предприятие) и была спокойно воспринята в СССР. Те, конечно, предпочли бы своего, но итальянцы выставили больше и людей, и кораблей, а потому русские согласились, что тот, кто возглавит их эскадру, будет подчиняться Да Зара. Наверняка у него были и какие-то свои инструкции, на случай, к примеру, если Да Зара струсит… Однако пока что трений между адмиралами не возникало. И так уж случилось, что именно Да Зара выпала честь начать со своим плавающим антиквариатом масштабные военные действия на море. Хотя, честно говоря, не очень-то он к такой чести стремился.
Как бы то ни было, эскадры Да Зара водить умел неплохо. Пропихнуть, включая транспорты, почти шесть десятков разнотипных кораблей через воды, теоретически если и не контролируемые врагом, то находящиеся под его наблюдением, само по себе довольно сложно. Тем не менее, итальянский адмирал ухитрился это сделать. Пройдя через Суэцкий канал и Красное море, в котором после удачной японской минной постановки немецкие эсминцы буквально свирепствовали, его корабли вырвались на просторы Индийского океана и растворились в нем, взяв курс на юго-восток.
Это выглядело немалым риском. Линкоры Да Зара, точнее, еще дредноуты, пускай даже и модернизированные, были плохо приспособлены к переходам в условиях открытого моря. Особенно советские – корабли старой, еще царской постройки, создавались для использования на Балтийском море. Длинные, низкие, они являлись, скорее, мониторами-переростками, и океанские шторма были им строго противопоказаны. Итальянские держали волну лучше, но тоже не выглядели рекордсменами мореходности. Словом, один хороший шторм – и эскадра банально потеряла бы боеспособность.
Однако Да Зара рискнул, доверившись метеорологам, и выиграл. Они, конечно, не ошибаются, вот только путают, что, где и когда произойдет. Но в этот раз, по слухам, им пообещали такое, что ученые закатили глаза от ужаса, вывернулись наизнанку, но прогноз выдали качественный. И Да Зара счел риск приемлемым. Как и Лютьенс, он здраво рассудил, что весь океан японцам не перекрыть, и проложил курс вдали от проторенных морских дорог. До конца это, правда, не помогло – их обнаружили аж три раза. Вначале австралийский лихтер с грузом руды, потом непонятно что забывший в этих водах португальский эсминец и, наконец, японская подводная лодка.
Лихтер теперь плелся вместе с эскадрой, и призовая команда злобно ругалась, поскольку на этом корыте даже те невеликие удобства, что имелись на высадившем их крейсере, могли только сниться. Впрочем, по сравнению с наскоро переоборудованными в войсковые транспорты небольшими лайнерами, где народу набилось, как сельдей в бочки, их положение выглядело все же предпочтительным. Однако бравые морячки и морпехи все равно ругались, мешая итальянские и русские слова.
С эсминцем было проще. Португалия – не союзник, однако страна, что называется, сочувствующая Германии. То ли искренне, то ли из страха. И связываться с вооруженными до кончиков ресниц союзниками Рейха командир эсминца не рискнул, поэтому в плане неприятностей ограничился только опечатанной радиорубкой. Вот и тащился теперь вместе со всеми, совершенно добровольно и удрать не пытаясь. Тут дело серьезное, начнешь дергаться – утопят для профилактики, благо старью времен прошлой войны много не надо. Правда, и командиру эсминца, и капитану лихтера было обещано, что, когда начнется заваруха, их немедленно отпустят. Приходилось верить, все равно особого выбора не оставалось.
С подводной лодкой дело обернулось малость сложнее. Для обеих сторон встреча оказалась полнейшей неожиданностью, но погода была хорошей, а субмарина шла в надводном положении, и обнаружили ее даже чуть раньше, чем она засекла объединенную эскадру. Нырнуть-то она нырнула, однако эсминцы уже вцепились в нее, как бульдоги, и принялись загонять на глубину. Японцы пробовали уйти, но их подводные лодки никогда не были чудом техники, и акустики эсминцев раз за разом обнаруживали противника. Глубинных бомб тоже не жалели, и кончилось все закономерно – большим воздушным пузырем и пятном масла диаметром метров в сто.
Несмотря на то, что обмен мнениями закончился в пользу итало-советской эскадры, выводы были сделаны, и не самые утешительные. По сути, у подводной лодки имелись неплохие шансы ускользнуть, и только случайность да бдительность заметившего ее сигнальщика позволили эскадре сохранить инкогнито. Рассчитывать же на случайность постоянно как-то не хотелось, а потому, окончательно убедившись, что японцы все же потоплены (двухчасовое патрулирование на месте последнего контакта и изувеченный чудовищным давлением труп японского моряка, выброшенный на поверхность, сочли несомненными доказательствами успеха), эскадра двинулась дальше уже в ином ордере. Выставив перед собой жиденькое охранение из эсминцев и днем постоянно держа в воздухе пару гидросамолетов, командующий рассчитывал если и не избавиться вовсе от риска обнаружения, то, во всяком случае, хотя бы уменьшить его вероятность.
