– Говорят, у шизофреников тоже все логично звучит.
– Да брось, – Гюнтер, развалившийся в кресле, даже в такой небрежной позе ухитрялся производить впечатление телеграфного столба. А спорить с человеком, который на две головы тебя выше и габаритами напоминает шкаф, сложно чисто психологически. – Я, помнится, с дедом общался, а он отца помнил очень хорошо. Тот до конца жизни находился в твердой памяти, и никто бы не рискнул это опровергнуть.
– Угу. Особенно если учесть, что такого умника бравые ребята прадеда махом отправили бы в призовой заплыв с якорем на шее.
– Вот тебе и еще одно доказательство, – хмыкнула Люся. – Человек, которому эти головорезы до последней минуты сохраняли верность. Прости меня, но впавшему в маразм старикану они подчиняться бы не стали. А в заплыв… Насколько я знаю, в подобной ситуации они даже не стали бы его в известность ставить.
– А…
– Не стали бы, – авторитетно подтвердил Гюнтер и машинально покосился на эмблему морской пехоты, привычно устроившуюся на рукаве. Флаг Лютьенса, все тот же знаменитый на всех морях Веселый Роджер, намалеванный когда-то рукой самого Гитлера. Тогда – дружеская шутка, сейчас – символ, тех, кто силен духом, храбр до умопомрачения и готов умереть, но защитить свой народ. Эмблема, вместе с войсками плавно переехавшая из моря в космос. Гюнтер едва удержался от смешка, вспомнив, сколько легенд ходит об этом флаге. Ему, у которого оригинал висел дома, над камином в фамильном гнезде Лютьенсов, когда-то стоило огромного труда, чтобы не рассмеяться, слушая рассказы старшего поколения морпехов. Он-то знал, как все было на самом деле, и услышанное сегодня ничуть не изменило эту часть истории…
А вообще, морская пехота и впрямь была предана старому адмиралу до последнего вздоха. В пятьдесят пятом, когда почти одновременно скончались Геринг и Сталин, кое-кто из военных решил воспользоваться ситуацией и малость поменять власть. В Союзе эта неумная попытка переворота закончилась очень быстро. Молодой тогда еще Фрунзе, как считали, не успел толком укрепиться, но все оказалось с точностью до наоборот. На ключевых постах у него уже были расставлены соратники по минувшим войнам, и командующий Московским округом генерал-лейтенант Петров, будущий маршал и министр обороны, не сомневаясь ни минуты, поднял свои войска по тревоге. Мятежников намотали на гусеницы прежде, чем они успели хоть что-то сделать. Людей, конечно, жалко, но их смерти, как все негласно решили, остались на руках зачинщиков мятежа. Этих повесили – Фрунзе, вошедший в историю как достаточно корректный и даже в чем-то либеральный политик, когда надо, мог быть и предельно жестким.
А вот в Германии бои затянулись на неделю, хотя, конечно, пик их пришелся на первые три дня. Шансы у мятежников, надо сказать, были, но дивизия морской пехоты все три дня ухитрилась держать Берлин. Не весь, конечно, но центр мальчики Лютьенса держали крепко. А там уже подоспел Роммель, и бой превратился в избиение. Но все равно, о боевых возможностях морских пехотинцев, остановивших вдесятеро превосходящего врага и при этом понесших не такие и большие потери, с тех пор ходили легенды.
Кстати, именно после этих событий началось медленное, но окончательное сближение двух держав, постепенно превратившихся в единое государство. Так что мятежные генералы, как следовало, кстати, и из найденных мемуаров прадеда, адресованных нынешнему поколению, сами того не желая, действовали на пользу замыслам Лютьенса. И, очень похоже, он сумел предусмотреть этот заговор, сознательно дав ему развиться и вызреть, словно нарыв, вскрыв который избавляешься от последних симптомов болезни.
– А что это, собственно, меняет лично для нас? – влез молчавший до сих пор Игорь. На него дружно посмотрели и вновь замолчали, задумавшись. А потом Алексей усмехнулся:
– Вы знаете, ничего. Просто дает возможность понять, от какой участи избавил нас всех прадед.
– Прадеды, – автоматически поправила его Люся, но никто даже не обратил внимания на поправку излишне темпераментной ирландки.
– И все-таки, мог бы и раньше сказать, – Рихард был и оставался редкостным занудой. Алексей только отмахнулся:
– Нет, он был прав. Еще наши родители могли схватиться за головы, тем более, прадеда они помнили. А для нас это уже история. И ничего мы, не подумав, с этим знанием не натворим.
– Вот-вот, – Гюнтер встал, прошелся по комнате, механически пригибаясь там, где висели люстры, хотя задеть их макушкой не смог бы и легендарный Гулливер. – Ладно, вы меня извините, но мне пора. Лёх, ты со мной?
– С тобой, – Алексей встал. – Парни… и девчата. Извините, но завтра старт.
На том, в принципе, их незапланированное собрание и закончилось. На улице уже стояла машина, которая доставила эту лихую парочку на аэродром, откуда они спецрейсом отбыли к месту дислокации. Там, на побережье, среди высоких скал, даже в тихую погоду забрызгиваемых волнами на всю высоту, размещался космодром. И именно отсюда на завтра был запланирован старт первой межзвездной экспедиции. Капитан Гюнтер Лютьенс командовал в ней десантной группой, а майор Алексей Лютьенс-Соколов был вторым пилотом. Утром им предстояло отправиться в дальний путь и стать легендами, может, не такими, как прадед, но все равно. Кровь старого адмирала не разжижилась с поколениями, а человечество… Человечество двигалось вперед, творя новую историю. Может, и не лучшую, чем в прошлый раз, но и не худшую, это точно.
