– Совсем плохо. Научился только ругаться от немецких рейтаров
[132], которые служили в войске польского короля.
– Значит, как я и думал, ты поляк? Мы ждем со дня на день Яна Собеского с твоими земляками… Каким образом ты попал к туркам?
– Был у них в плену. Теперь у меня есть возможность отомстить недругам!
– Ты очень помог нам, пан Кульчицкий. Если мы отобьем врага, император тебя наградит. Я позабочусь об этом.
– Благодарю. Но до награды еще далеко, герр генерал. Сперва надо победить!
Штаремберг с любопытством взглянул на молодого человека, мысленно отметив, что он далеко не так прост, как показалось вначале.
– Несомненно. К этому и стремимся… И твоя помощь, думаю, сохранит жизнь многим моим солдатам, станет весомой частью нашей будущей победы!
– Я тоже надеюсь на это, – ответил Кульчицкий. – И появился я у вас именно сейчас неспроста: на завтра Кара-Мустафой назначен генеральный штурм Вены!
– О-о! – Штаремберг порывисто встал. Зашагал по кабинету, не скрывая волнения. – Сведения достоверные?
– Да.
– Это крайне важное сообщение! Спасибо тебе, друг мой! Мы приготовимся и встретим врага как следует… Ах, сколько крови прольется! Сколько разрушений предстоит!
Кульчицкий тоже поднялся.
– Разрушения будут невелики. Турецкой артиллерии, как и в прошлый раз, приказано обстреливать только валы и укрепления. Кара-Мустафа хочет сохранить город для себя.
– Для себя?
– Да. Ходят слухи, что он мечтает основать в Европе новую исламскую империю, а Вену сделать ее столицей. Акынджи и татары сжигают села, уничтожают жителей, чтобы со временем своими ордами заселить эту землю.
Светло-голубые глаза Штаремберга вспыхнули гневом.
– Подлые цели! Но достичь их Кара-Мустафе легко не удастся. Мы будем драться до последнего!
– Я верю в это – иначе не помогал бы вам, господин генерал, рискуя жизнью, – с достоинством произнес Кульчицкий. – Чем еще я могу быть полезен?
– У нас нет связи с левым берегом, с главнокомандующим Карлом Лотарингским. Мы не знаем, что там решили… Не знаем, на что можем рассчитывать…
– Я налажу такую связь! – уверенно пообещал Кульчицкий.
– Как ты это сделаешь?
– Из города выйду так же, как и входил. Через турецкий лагерь проберусь беспрепятственно: там я свой человек…
– А через Дунай?
– Я плаваю, как рыба!
– Тебя сам Бог послал нам! – обрадовался Штаремберг. – Тогда слушай… Карлу Лотарингскому скажешь, что у нас всего достаточно – пороха, ядер, бомб, провизии. Но не хватает людей. Много убитых, раненых. Начала свирепствовать дизентерия – от нее гибнет больше, чем от вражеских пуль.
– В турецком лагере тоже, – вставил Кульчицкий. – Если так пойдет и дальше, то через месяц заболеет половина войска.
– Однако у Кара-Мустафы и в этом случае останется не менее ста тысяч! А у нас? Месяц-другой осады – и все мы перемрем здесь. Так и скажи Карлу. Пусть поторопится с помощью…
– Передам.
– И еще узнай, не пришел ли король польский. Не прибыли ли с войском немецкие князья? Нам это тоже важно знать.
– Хорошо. Узнаю. – Кульчицкий надел шапку. – Ждите меня в ближайшее время… Сейчас главное – отбить завтрашний штурм! Желаю успеха, герр генерал!
Штаремберг обнял его, поцеловал.
– Благодарю тебя, голубчик…
4
Генеральный штурм, как и говорил Кульчицкий, начался рано поутру.
После нескольких залпов из трехсот пушек, бивших по стенам и бастионам, лавина янычар пошла на приступ.
Ян Кульчек с Якобом Шмидтом выскочили из погреба, где прятались от артиллерийского обстрела, и заняли свое место на Швехатских воротах. У каждого по мушкету, через одно плечо – кожаная сумочка с оловянными пулями, через другое – пороховница на ремешке. На левом боку – шпаги, пролежавшие на складах, должно быть, со времен крестоносцев, ибо они изрядно поржавели.
Солнце только что взошло и слепило глаза. Кульчек прикрыл глаза ладонью – посмотрел вниз, на залитый солнцем вражеский лагерь.
Какое это было жуткое и вместе с тем величественное зрелище!
Тысячи воинов в широких цветных шароварах, с разноцветными флажками под звуки тулумбасов и труб выскакивали из шанцев
[133] и, неся штурмовые лестницы, бежали к городу.
За каждой лестницей торопился юз-баша, десятник, назначенный со своими людьми брать приступом стены.
Как только передние ряды приблизились на расстояние полета картечи, с валов ударили пушки. Крики боли и неистовой ярости донеслись в ответ. Десятки янычар, не добежав до рва, упали на землю и корчились в предсмертных муках.
Пока артиллеристы перезаряжали пушки, выстрелили из мушкетов солдаты и ополченцы. Упали еще несколько десятков нападающих. Но остальные добежали до рва, попрыгали в него, взобрались по эскарпу вверх и приставили к стенам штурмовые лестницы. Янычары полезли по ним, как муравьи. Все вокруг сотрясалось от громового крика «алла, алла!».
С этой минуты для подмастерьев-пивоваров время остановилось. Им казалось, что они погрузились в кошмарный сон, которому не будет конца. Сначала стреляли в нападающих. Ян заряжал и передавал мушкет худощавому, белесому и нежному, как девушка, Якобу. Тот, вопреки своей внешности, имел мужественное сердце и твердую руку. Ни один его выстрел не прогремел напрасно. Он почти не целился: янычары, взбиравшиеся по лестнице, сами подставляли свои головы и грудь – назад им, живым, ходу не было. Сраженные с дикими криками падали вниз.
Якоб раскраснелся. Глаза его блестели. На лбу выступили крупные капли пота. После особенно удачного выстрела он восклицал:
– Гох! Гох! Славно! А что – угостил я вас, дьяволов? Туда вам и дорога, кровавые собаки! Убирайтесь ко всем чертям, паршивые свиньи!
Мушкеты не могли уже сдерживать натиск атакующих, янычары влезали на стены, и друзья схватились за шпаги. Раньше им не приходилось действовать этим оружием, и было страшно ощущать, как упругое тонкое железо легко входит в тело врага. Но в разгар боя не до переживаний. Ибо жили и действовали они как в чаду… Вместе со всеми кричали, вместе кидались на врагов врукопашную и радовались, когда очередной янычар, не успев взобраться на стену, летел вниз, сраженный ловким ударом…
Бой бушевал повсюду, от Швехатских ворот на востоке до Шотландских на западе. Генерал Штаремберг скакал на коне из одного конца города в другой, поднимался на стены, подбадривал защитников.
