– По воле Аллаха и нашего всемогущего повелителя падишаха Магомета! – торжественно произнес Азем-ага, воздев молитвенно руки.
Юрась Хмельницкий посмотрел на агу, и его поразила вдруг неожиданная мысль: если турки завоюют всю Украину, то они, чего доброго, смогут обойтись и без него и вообще без любого гетмана, а разделят ее на пашалыки и назначат пашей, как назначили в Каменце пашу Галиля, который заправляет теперь тем краем. От этой мысли ему стало тоскливо и жутко. Нет, он должен удержаться! Во что бы то ни стало удержаться и сохранить в руках булаву… Но как? На кого опереться? До Аллаха высоко, до султана далеко… Один лишь великий визирь Мустафа близко, в его руках жизнь и смерть всех, кто проживает в Анатолии, на Балканах и во всех подвластных Порте землях… Значит, от него зависит и впредь будет зависеть и его судьба. А что, если…
Юрась задумался. С Кара-Мустафой его крепко связал прошлогодний поход на Чигирин, за время которого он хорошо изучил потайные струны души великого визиря. Этими струнами прежде всего были два чувства – властолюбие и стяжательство. Так, может, ему, Юрию, сыграть на них?
Гетман оживился. В усталых глазах блеснули искорки. Пристально взглянув на чауша, он сказал:
– Ага устал?
– Да, эфенди, – ответил тот.
– Но утром, пораньше, придется тронуться в обратный путь… Ага должен отвезти важное письмо паше и подарок великому визирю.
– Слушаюсь, эфенди, – вытянулся чауш.
Юрась повернулся к Многогрешному:
– Свирид, распорядись: Омар-оглу и его людей хорошенько накормить и поместить на ночевку в теплых хатах, потому что отдых у них будет недолгим. Они должны выехать из Немирова вместе с крымчаками, а те обычно трогаются до восхода солнца.
– Понимаю, пан гетман, – поклонился Многогрешный и вместе с чаушем и Младеном вышел из покоев.
Спустя некоторое время он вернулся и доложил, что весь отряд чауша уже размещен в Шполовцах и что Омар-оглу ожидает новых распоряжений.
– Свирид, ты поедешь с ним в Каменец, – приказал гетман. – Повезешь подарки великому визирю и паше Галилю.
– Я? Подарки?.. – Видно было, что Многогрешному это не по нраву, однако он вовремя спохватился и сказал: – Как прикажете, ясновельможный пан гетман!
– Но подарки будут необычными… – Юрась выдержал паузу, оба его собеседника выжидательно смотрели на него. – Это – девчата…
– Какие девчата?! – одновременно воскликнули Многогрешный и Азем-ага.
– Адике и Стеха.
Многогрешный и Азем-ага удивленно переглянулись.
– Но они не пленницы!
– Ну так что? Их согласия никто не спрашивает. Вы тайно схватите их, передадите Омар-оглу – никто и знать не будет, куда они делись… А сами пустим слух, что их захватили с собой крымчаки. Это вполне правдоподобно. Они еще ни разу не возвращались с Украины без ясыря… Вот почему Омар-оглу должен выехать из Немирова вместе с ними.
Оба подчиненных Юрася долго молчали, ошеломленные услышанным. И хотя они хорошо знали непостоянство и неуравновешенность гетмана, у которого частенько случалось семь пятниц на неделе, такое для них было полной неожиданностью.
– А что скажут родные этих девчат? – спросил наконец Азем-ага.
– Гм, родные!.. – пренебрежительно усмехнулся Юрась. – О Стехиных нечего и говорить… Двое стариков… Зато брат Адике будет счастлив, когда узнает, что его сестра – жена или наложница великого визиря… Перед ним откроются пути к высшим должностям в войсках падишаха. А тем временем пускай щенок кусает себе локти с досады и горя. Если же Аллах лишит его разума, пусть гонится за крымчаками…
Азем-ага склонил голову, давая понять, что он согласен с этими доводами. Действительно, они показались ему достаточно обоснованными. Видимо, гетман, запершись в спальне после скандала, все досконально обдумал. Сам же Азем-ага тоже не останется в накладе. Если подарок великому визирю понравится – а в этом можно было не сомневаться, – то визирь не обойдет и его, Азем-агу, своим вниманием. Благосклонность же второго после султана человека в империи чего-то да стоила!..
В разговор вмешался Многогрешный:
– Нелегко будет взять девчат. В хате три воина. И все трое – турки.
Намек был достаточно прозрачен.
– Азем-ага на эту ночь отошлет их в караул куда-нибудь подальше, – резко ответил Юрась. – А ты, Свирид, с надежными людьми переоденешься в татарскую одежду и сделаешь по-тихому все, что требуется. Понял?
– Да, ясновельможный гетман.
– Вот и ладно. Идите, а я немного отдохну…
7
Выйдя из гетманского дома, мурза Кучук взял под руку салтана Гази-бея, быстро оглянулся по сторонам и, убедившись, что их никто не услышит, сказал:
– Завидую тебе, салтан: какую-нибудь неделю или две спустя ты будешь дома… Желаю счастливого пути!
– Благодарю, мурза. Тебе тоже недолго осталось тут околачиваться, весною помчишься в свой Буджак…
– Да, но ты забываешь, что со мною здесь сын… Совсем затосковал парень, рвется домой. Не мог бы ты прихватить его с собой, салтан?
– Но я не намерен заезжать в Аккерман, мурза…
– Не нужно заезжать… Твой путь лежит мимо северных буджакских улусов, там он со своими спутниками отделится от тебя и повернет к дому…
– Ладно. Пускай едет!
Кучук еще раз оглянулся и понизил голос:
– Но он будет не один…
– Кто же едет с ним?
– Полонянки…
– А-а, понимаю, – улыбнулся салтан. – Чора влюбился? Или, может, ты, мурза?.. Якши, охотно помогу вам… Ведь у меня жена гяурка. Да и у тебя, насколько я помню.
– Да. Аллах позволяет правоверным брать в жены гяурок… По правде говоря, среди них много красавиц…
– О-о, да еще каких! – восторженно воскликнул салтан.
– Благодарю тебя, Гази-бей. – Мурза пожал собеседнику руку. – Об одном прошу тебя – никому ни слова!
– Охотно обещаю. Тем более что это мне ничего не стоит! – Салтан весело рассмеялся.
– Когда выезжаешь?
– До рассвета тронусь… Теперь день короткий, а я хочу по дороге заглянуть в окрестные села, чтобы не с пустыми руками возвращаться в Крым. Ха-ха-ха!
– Чора не заставит себя ждать. Будет вовремя!
Они расстались, и каждый пошел своей дорогой: Гази-бей к воротам, а Кучук нашел сына и с ним, никем не замеченный, скрылся между постройками. Переждав там некоторое время, пока все разошлись с площади, выглянул из-за угла и шепнул:
– Пошли!
Они прокрались мимо гетманского дома, мимо заметенных снегом конюшен, откуда слышалось фырканье лошадей, и быстро направились к дому, отведенному гетманом для семьи Звенигоры и трех янычарских старшин. Там из окон струился свет. Кучук остановился у плетня, заглянул во двор и, приложив ко рту ладони, трижды глухо кашлянул:
