Невольники взволнованно гомонили. Варвара и Чора молча наблюдали за такой неожиданной для них встречей.
Иваник здоровой рукой погладил Стеху по голове.
– Бедненькая!.. Разыщет тебя, дивчина, Арсен, знаешь-понимаешь. В Немирове все перевернул – не нашел. Теперича в Крым поехал, думал, что тебя и Златку туда завез людолов-салтан…
– О Боже! Я тут… А Златка… Не знаю даже, где она…
– Да ты не тужи, найдет он вас! Вот те крест! – Иваник с трудом перекрестился, от всего сердца желая успокоить девушку. – Хоть весь свет ему пришлось бы обшарить – найдет! Вот пускай и Кузьма скажет, он хорошо знает твоего брата!..
Рожков поздоровался, с участием посмотрел на сестру Арсена.
– Не журись, девонька! Иваник правду говорит. Арсен вызволит иль выкупит тебя!
Вокруг них столпились невольники. Чужое горе на некоторое время оттеснило их собственное, посыпались советы и утешения. Но скоро люди притихли, вспомнив свое жуткое положение, обернулись к хозяйке.
– Здравствуйте, люди добрые! Здравствуйте, земляки и землячки! – поздоровалась Варвара-ханум.
– Добрый день, милостивая пани, – кто-то несмело ответил из толпы.
Невольники угрюмо рассматривали статную женщину в роскошной шелковой одежде и в расшитых бисером чириках. Кто она, почему так хорошо говорит на их языке?
Варвара-ханум печально смотрела на них, и на глазах ее блестели слезы. Сколько раз уже встречала она таких же несчастных с тех пор, как сама попала сюда! Сколько тысяч их прошло перед ней, но привыкнуть к жестокому зрелищу она не смогла!..
– Боже мой, осталось хоть немного людей на Украине или там уже одна голая степь? – произнесла она с тоской. – Когда же кончится это лихолетье? Когда наша дорогая отчизна перестанет истекать кровью, от боли кричать, в нестерпимой неволе гибнуть?
Все молчали, пораженные словами этой незнакомой женщины слова.
Вперед выступил Кузьма Рожков.
– Об этом, ханум, стоило бы спросить не нас, а ялы агасу
[62] да мурзу Кучука… Это они чаще других нападают со своей ордой на Правобережье! Это они вместе с крымчаками да янычарами так опустошают тот край, что там и вправду скоро не останется ни одной живой души… Так что вам, ханум, следует спрашивать у виновника, у своего мужа, кровавого людолова!
– Раб! – воскликнул возмущенный Чора и схватился за саблю. – Как ты посмел сказать такое?!
Но мать придержала его руку:
– Стой, Чора! Этот храбрец говорит то, что есть на самом деле. – И подняла взгляд на стрельца: – Как твое имя?
– Кузьма Рожков, ханум.
– Кузьма Рожков… Спасибо тебе за правду… Ты смелый человек.
– Мы все тут осмелели, дальше некуда, – пробурчал Иваник, – терять-то нам, кроме жизни, нечего. Чего стоит рабская жизнь, ты, ханум, сама знаешь-понимаешь…
– Не зовите меня так, – тихо сказала женщина. – Какая я ханум? Я тоже полонянка, как и вы…
– Федот, да не тот! – снова не сдержался Иваник.
– Судьба невольников, а особенно невольниц, складывается по-разному…
– Откуда сама? Не землячка, часом? – спросил Иваник.
– Из Борзны, если знаешь.
– Из Борзны? Как не знать… Даже хорошего знакомого имел оттуда… Близкий друг вот ее брата. – Иваник кивнул на Стеху.
Глаза Варвары-ханум вспыхнули.
– Знакомого? Если он моего возраста или старше, то я его, верно, знаю… Кто он? Как его зовут?
– Семен Палий…
– Не слыхала.
– Откуда тебе, знаешь-понимаешь… Он ведь недавно стал прозываться Палием. А раньше, пока не пришел на Сечь и не вступил в низовое товариство, звался Семеном Гурко.
– Что?! – Варвара-ханум побледнела и схватилась за сердце. – Как ты сказал? Семен Гурко?..
– Да, Семен Гурко.
– О Боже!
У нее подкосились ноги. Она едва не упала. Чора поддержал ее.
– Мама, что с тобой?
– Семен… Братик мой дорогой! – прошептала женщина. – Значит, живой он, живой… А я-то думала, что из всего рода нашего никого и на свете нету, так давно я из дома… Что он говорил? Про кого из наших вспоминал? Расскажи мне, будь добр!
Все были поражены неожиданным открытием и еще теснее обступили женщину-землячку, которая оказалась их госпожой и от которой в большой мере зависела их судьба. Иваник и Стеха поведали то, что знали про ее брата, про его семью, рассказали, как он выглядит сейчас. Не было мелочи, которая бы не интересовала женщину. А когда Иваник с восторгом вспомнил о том, как Семен хорошо играет на кобзе и поет, женщина донельзя расчувствовалась и заплакала.
– Боже мой, это, конечно, он! Красавец на всю Борзну, не было ни кобзаря, ни певца, кто бы мог с ним сравниться… Ой, увижу ль я его когда-нибудь? – причитала она сквозь слезы.
И в конце концов так разволновалась, что не смогла говорить. Чора взял ее под руку и повел со двора.
2
Мурза Кучук прибыл домой вечером. Хотя он, согласно мусульманским обычаям и законам, и имел четырех жен, но, по сути, его единственной любимой женой долгие годы была Варвара, приворожившая сердце сурового мурзы. Она жила как полноправная хозяйка в его просторном доме на берегу днестровского лимана, вблизи Аккерманской крепости. Остальных жен он давно отослал в далекие степные улусы приглядывать за многочисленными отарами овец и табунами лошадей.
Сильный, загорелый, с круглой бритой головой, крепко сидевшей на жилистой короткой шее, пропахший после похода конским потом и дымом степных костров, он быстро вошел на женскую половину дома и, увидев на оттоманке сидевшую в глубокой задумчивости жену, радостно блеснул белыми зубами, раскинул руки для объятий.
– Салям, дорогая Варвара-ханум!
Варвара не бросилась, как бывало, ему на грудь, не стала горячо целовать, даже не поднялась навстречу. Холодно посмотрела на мужа и отвела глаза в сторону.
Кучук остановился.
– Милая моя, что случилось?
Почти за два десятка лет совместной жизни он научился безошибочно угадывать значение каждого взгляда, каждого жеста своей красивой и, по правде говоря, своевольной жены.
– Сам знаешь! – тихо, но многозначительно ответила Варвара.
– Что ты имеешь в виду?.. Еще один поход на твою родину? Пора бы примириться с этим. Война – мое ремесло! Она приносит больше дохода, чем все мои владения.
– С этим я ничего не могу поделать…
– Что же тогда?
Варвара гордо выпрямилась, смело глянула мужу в глаза.
