Максим взял миску, уселся на солому. Есть не хотелось. Но он заставил себя проглотить несколько ложек. Стошнило. Состояние было отвратительное, но после рвоты стало легче. Остатки супа он вылил в таз, предназначенный для нечистот. Пустую тарелку поставил под решетку. В это время по всему корпусу деловито стучали ложки об алюминиевые тарелки.
– Ты чего не ешь? – спросил Кентавр.
– Не хочу, – ответил Максим.
– Есть надо, иначе подохнешь.
– Голова кружится.
– У тебя не сотрясение мозга?
– Нет, не похоже.
– Знакомое состояние. Ты больше пей воды и спи.
– Да, я так и делаю, Кент.
Максим лег на солому, забылся в полудреме. И снова воспоминания. Картинки из той, далекой гражданской жизни прокручиваются в памяти, и кажется, что это было не с ним, а с кем-то другим.
Он сидит в учебном классе, на нем наушники. Он напряжен, все внимание на точках, тире, которые сплошной полосой звучат в ушах. Наконец, текст закончился, он снимает наушники, надо еще «перевести» услышанное. По азбуке Морзе у него всегда были пятерки…
…Они всей семьей в зоопарке. Стоят перед вольером с медведями. Все медведи лежат в тени, а один, самый большой, ходит вдоль вольера взад-вперед.
– А почему все медведи лежат, а он ходит? – спрашивает его Оксана.
– Он на дежурстве, – говорит Максим первое, что приходит на ум.
– На каком дежулстве?
– Видишь, все отдыхают, а кто-то должен дежурить, следить за порядком.
– Гладиатор! – окрик Самура возвращает его в реальность. Он открывает глаза, садится, смотрит помутневшим взглядом. – Подойди! – Максим встает, подходит к решетке, его слегка пошатывает. – Как ты?
– Нормально, – выдавливает Максим.
Рядом с Самуром еще два человека: подполковник Сухарев и какой-то незнакомый мужчина, лицо толстое и в прыщах.
– Вот давай его на сегодня, – говорит прыщавый, – говоришь, он троих замочил?
– Нет, – отрезает Самур, – он только что после боя с омоновцем. Пусть восстанавливается.
– Ну, тогда давай другого, но чтоб крутой был.
– Тогда Кентавра.
– Это который?
– А вот, рядом, – все трое переходят к камере Кентавра. Максим возвращается в свой угол. – Бабу хочешь? – спрашивает Самур Кентавра.
– Хочу, – с вызовом отвечает тот.
– Ну, тогда вечером выходишь.
– А что ты мне дашь на сегодня?
– Увидишь, – уклончиво отвечает Самур.
Все трое поворачиваются, уходят.
– Ну вот, – торжествующе произносит Кентавр, – сегодня мой бенефис!
– С кем будешь драться? – спрашивает Максим.
– Не знаю. Да… большой разницы нет.
– Думаешь, замочишь?
– Надеюсь, – голос Кентавра звучит не очень оптимистично.
– Слушай, Кент, а если нас с тобой сведут, замочишь меня?
– Хе, – хмыкнул Кентавр, вытянул челюсть, выпятил губу, отчего его длинное и грубое лицо еще больше стало походить на морду лошади, – постараюсь. Но обещаю, мучить не буду. Смерть твоя будет быстрая и красивая.
– Ничего в ней красивого нет, – сумрачно заметил Максим, – насмотрелся я на эту даму за прошедший год. Во всяком случае, желаю тебе сегодня удачи.
– Спасибо.
Максим подгреб под себя побольше соломы, принял удобную позу и быстро заснул.
Проснулся от сильного мужского сопения и тихого женского повизгивания. Сел, прислушался. Звуки доносились из камеры Кентавра. Значит, жив остался, понял Максим. Он подполз к тазу с водой, долго и жадно пил.
Звуки в камере Кентавра затихли, раздался приглушенный голос зэка: «Все, можешь одеваться». Максим подошел к решетке, сел на пол. Услышал, как сосед походил по камере, затем тоже сел у решетки.
– Рассказывай, – тихо попросил Максим.
– Да особо и рассказывать нечего, – усмехнулся Кентавр. – Все длилось минут пять. Дрались на пожарных баграх. Щербатый хотел меня в самом начале проткнуть, я увернулся, а конец его багра застрял в сетке. В этот момент я и засадил свой багор в его живот. Весь крюк. Когда выдернул, Щербатый с копыт, все кишки наружу. Зачем-то стал их собирать. А публика орет: «Добей, добей!» И большие пальцы вниз. Я засадил багор в грудь Щербатого и перекинул его через рабицу. Вот и все.
– Тебе… это понравилось?
– Мне – нет. Зато публика визжала от восторга. Одна дамочка даже описалась от возбуждения.
– Кент, а как твое настоящее имя?
– Мое? – удивленно произнес мужчина и затих на секунду. – Глеб.
– Ты можешь мне объяснить, Глеб, почему люди звереют?
– А ч-черт его знает. Жизнь такая…
– Жизнь люди обустраивают, а не звери.
– Не знаю, Гладиатор. Я смотрю на все это, и мне кажется, что люди хуже зверей. Ладно, не морочь себе голову. Все равно мы с тобой скоро подохнем. Все, давай спать. Я устал как собака.
Максим слышал, как сосед собирает сено, как укладывается. Через несколько секунд он уже храпел. А Иконников еще долго ходил по камере.
Глава 27
– Двигайся, двигайся, что столбом стоишь, словно к полу приклеенный! – Крупный мужчина в спортивном костюме стоит у боксерского ринга и раздраженно покрикивает на одного из участников поединка.
На ринге два курсанта отрабатывают элементы кикбоксинга. Они в боксерских трусах, защитных шлемах и пробковых нагрудниках. Один из курсантов, в синих трусах, встал в глухую защиту, другой – словно одержимый сыпет частые удары в блок соперника.
– Стоп! – мужчина у ринга прекратил бой, поднялся на ринг. – Грибов, если ты и на соревнованиях будешь так же драться, то не дойдешь и до четвертьфинала.
Курсант в синих трусах опустил голову, смотрит в пол, тяжело дышит.
– Какой у тебя вес?
– Шестьдесят шесть.
– Ну-у! Да с таким весом ты должен прыгать как сайгак в степи. Твоя задача: не ловить удары, а уходить от них и, используя энергию противника, приплюсовывать ее к своей силе. Знаешь, как это делается?
Курсант недоуменно смотрит на преподавателя.
– Сейчас покажу, отойди-ка, – он отодвигает второго участника в сторону, встает напротив Грибова, – бей меня прямо в лицо.
Курсант с испугом смотрит на преподавателя.
– Бей, кому говорю! – кричит тот.
Курсант встает в стойку, следует резкий удар в голову преподавателя. Мужчина за долю секунды резко приседает, отклоняется в сторону и легким шлепком по плечу курсанта отправляет его в нокдаун. Тот эффектно летит сначала на канаты, потом оказывается лежащим на полу.
