На несколько мгновений воцарилось молчание. Лучи солнца, проникающие в окно, расцветили приглушенные узоры на восточном ковре. Просигналил телефон Цезаря, лежащий на столе. Он настолько расслабился, что не потрудился скрыть недовольство.
Только у членов его семьи был этот номер, но Цезарь не поднялся и не попросил Сорчу принести ему телефон.
Ах да, этот номер также был у Дайеги Фуэнтес, его будущей жены.
Цезарь снова наполнил бокалы, игнорируя звонок.
Сорча, воспользовавшись тем, что внимание Цезаря было приковано к бутылке, которую он ставил обратно в ведерко, любовалась его резким и гордым профилем. Откинувшись на спинку кресла, он положил ноги на кофейный столик и, скрестив их, удовлетворенно вздохнул.
Это был их ритуал, короткое празднование завершения проекта. Через минуту Цезарь займется другими делами, а она включит диктофон, чтобы записать указания босса. Затем она примется искать в ноутбуке какой-нибудь файл или чертеж, и работа продолжится.
Но не сейчас. Сейчас время отдыха.
И у нее есть к нему дело.
– Тебе есть что сказать, – заметил Цезарь, пристально следивший за ней из-под полуопущенных век, заставляя Сорчу чувствовать себя прозрачной. Когда он научился читать ее мысли?
Молодая женщина сглотнула. Она ждала этого момента, и он оказался сложнее, чем она предполагала. Ее горло сжалось, и каждое слово давалось с трудом.
– Я должна уволиться.
– Ты меня не расслышала? Я сказал, что ты хорошо поработала с прессой.
Она улыбнулась, но улыбка быстро сбежала с ее губ.
– Я серьезно.
Цезарь недоуменно поднял брови:
– Ты обещала мне пять лет.
– Да, – согласилась она.
– Это имеет отношение к твоей семье?
– Нет. – Вопрос удивил Сорчу. За исключением инцидента с ее племянницей она не замечала, чтобы Цезарь понимал, как семья важна для нее, тем более что он был абсолютно безразличен по отношению к своей собственной семье. – Нет, эго… – Она не знала, как объяснить свое решение и при этом не оскорбить Цезаря, его семью и его отношение к браку. – Иногда мне приходилось лгать женщинам, с которыми ты встречался, или говорить, что ты ушел, если твои подружки являлись без предупреждения, или успокаивать их, когда ты забывал позвонить. Все в таком роде.
– Я не включал это в твои должностные обязанности. Ты делала это добровольно. – Цезарь сделал большой глоток шампанского, не спуская глаз с Сорчи. Все его внимание было приковано к ней.
– Да, – согласилась она. – Потому что я была личной помощницей холостяка. Работа на женатого мужчину совсем другая. – К ее горлу подступала тошнота, стоило ей представить Цезаря мужем этой снежной королевы, Дайеги Фуэнтес. – Ты либо становишься подругой его жены и не будешь ей врать, даже если тебя об этом попросит босс, либо она будет считать, что ты – как часть его работы – разрушаешь их семейное счастье.
– Ты думаешь, Дайега будет мешать тебе спокойно работать? Ну, подругами вы вряд ли будете, к тому же я никогда не стал бы просить тебя лгать ей.
– Не стал бы? – Было рискованно задавать такой вопрос.
В волнении Сорча подняла глаза. Взгляд Цезаря был убийственным. Этот взгляд заставлял мускулистых рабочих с инструментами в руках пятиться назад.
– Продолжай, Сорча, и тогда расторжения контракта потребую уже я.
– В любом случае я ухожу, так что ничего не теряю, откровенно высказывая свои мысли, верно? – Сорча взяла бокал и пригубила шампанское, но больше ничего не сказала, не желая, чтобы все закончилось плохо после трех лет хороших отношений.
Цезарь опустил ноги на пол и подался вперед.
– Тебе следовало выдумать более убедительную причину, если ты хочешь повышения. Сколько денег у тебя на уме?
– Деньги мне не нужны.
– Твоя рабочая нагрузка уменьшится. Дайега возьмет на себя все хлопоты по дому, вплоть до вызова уборщиков. Назови настоящую причину, по которой мы ведем этот разговор.
Сорча умела держать паузу, придавая вес своим словам. Она научилась этому у мастера, который сидел напротив нее.
– Ты серьезно? – спросил он после долгого напряженного молчания. – Ты хочешь уволиться, потому что я обручаюсь? Мы с ней не поженимся до следующего года.
– Я останусь, пока ты не подберешь новую сотрудницу. Я ее всему обучу. В конце концов, если хочешь, я могу поработать до свадьбы.
– Это неприемлемо. Ты обещала мне пять лет. – Цезарь бросил на нее сердитый взгляд. – Ты не представляешь, как мне хочется уволить тебя прямо сейчас.
Сорча взяла свой бокал и откинулась на спинку дивана. Она гордилась тем, что на нее можно положиться, и ненавидела кого-либо подводить. Если бы Цезарь любил Дайегу… Нет, это было бы еще хуже. Она уволилась бы гораздо раньше.
– Почему ты считаешь, что я буду просить тебя лгать ей? – поинтересовался Цезарь.
Сорча приободрилась. Иногда она позволяла себе верить, что они друзья, особенно когда он спрашивал, что она думает по тому или иному поводу.
– Меня поражает, – осторожно начала она, – как ты меняешься рядом с ней. Я видела тебя с разными женщинами, Цезарь. – Если честно, Сорча терпеть не могла его подруг. Черт, но она и до встречи с ним знала, что он плейбой! – У меня было свое мнение о них, но мне всегда казалось, что они тебе нравятся, что ты испытываешь к ним искреннее влечение. Когда же ты видишь сеньориту Фуэнтес, у тебя на лице появляется такое выражение, словно перед тобой стоит налоговый инспектор.
– Я не лгу и налоговым инспекторам, – сказал Цезарь, глядя в сторону. – Люди говорят, что меня тяжело понять, знаешь ли.
– Верно. Но я изучила тебя.
– Неужели? – Он снова взглянул на Сорчу, и ее сердце почему-то пропустило удар.
– Мне нравится так думать, – уклончиво ответила она.
– Тогда ты знаешь, на ком и почему я должен жениться. Тебе известно что-нибудь о промышленном шпионаже?
– Да.
Она прочитала все, что смогла найти об этом, в Интернете. Дело в суде слушалось несколько лет, однако украденную интеллектуальную собственность уже было не вернуть.
– Это была целиком моя вина. Я использовал деньги отца, поставив на то, что мой проект окупит затраты с процентами. Проект был украден, инвестиции пропали, а счета адвокатов были ужасающими. Да, постепенно мы вернули часть того, что нам принадлежало, но далеко не все. Мы могли бы обанкротиться, если бы нас не профинансировала семья Дайеги. Они помогли нам, потому что между нашими семьями существовала договоренность об объединении сил в случае необходимости.
Сорча не могла вспомнить, чтобы Цезарь когда-либо прямо говорил о шпионаже. Он ограничивался тем, что упоминал название своей первой компании, той, которая, по его словам, «была потеряна».
