Цезарь рефлекторно надел маску отстраненности, хотя ему с большим трудом удавалось сдерживать пылающий внутри пожар.
– Мне нужно проверить Энрике, – сказала Сорча, когда музыка смолкла.
Он заметил, что она дрожит, и сильнее сжал ее в объятиях.
– Что случилось? – спросил он, удивленный тем, что его отвергают.
– Ничего. – Ее улыбка была откровенной ложью. Это стало для него пощечиной. – Прости меня.
Цезарь позволил ей уйти.
Няня сидела в гостиной и читала книгу. Энрике спал в переносной люльке рядом с ней.
– У меня болит голова, – объяснила Сорча со слабой улыбкой, ушла в спальню и закрыла за собой дверь.
Опустившись на кровать, она обхватила себя руками и велела себе не плакать.
– О боже, – прошептала молодая женщина, охваченная страхом и болью. Она качалась, пытаясь справиться с охватившей ее агонией.
Она потеряет Цезаря.
Получит ли Дайега удовольствие, объясняя Цезарю, на ком он женился? Неужели она в самом деле думала, что правда никогда не всплывет?
Сейчас ей предстоит увидеть его презрение.
Цезарь учился с Томом в школе. Друг ее мужа не узнал ее. Впрочем, он не пытался увидеть сводных сестер.
Да и зачем? Они для него мусор.
«Не плачь», – уговаривала себя Сорча, прижимая к губам костяшки пальцев.
Замок щелкнул, дверь открылась. На пороге стоял ее муж. Его лицо было хмурым и встревоженным.
Сорча с трудом встала и взяла упаковку бумажных салфеток. Она промокнула лицо, пытаясь удержать слезы, но они текли, размазывая тушь.
– Я говорила тебе. – Это все, что она могла сказать.
Сколько раз Сорча пыталась признаться в том, что она незаконнорожденная. Теперь ее быстро выпроводят.
Давным-давно она шла по школьному двору, а все на нее глазели. Директриса холодно посмотрела на нее, и кто-то прошептал: «Незаконнорожденная».
Рука ее сестры, которую она сжимала, стала потной. Сорча искала свою лучшую подругу, Молли. Она играла с Молли каждый день, начиная с детского сада, но та лишь пробормотала:
– Мама говорит, что я больше не должна с тобой дружить.
Сорча пережила это. Ее перестало беспокоить то, что говорят о них люди. Но мысль о том, что Цезарь начнет относиться к ней так же, заставляла ее сердце холодеть.
– Наверное, мне стоило предвидеть эту ситуацию, – сказала она. – У вас обоих есть титул. Не знаю, почему меня шокировало то, что вы знакомы, но я не хотела… – Сорча шмыгнула носом.
Она не хотела навлечь позор на дом его родителей. И дом своего сына. Почему она не подумала, что это может случиться?
– Я говорил тебе, что она будет здесь. Смирись с тем, что будешь видеться с ней. Она и Рико.
– Дело не в ней, – сдавленно проговорила Сорча, качая головой.
Дайега послужила катализатором, а связь ее матери с женатым мужчиной была динамитом, который заставил ее жизнь взорваться.
– Сорча, я ни разу не видел тебя такой, за исключением пропажи твоей племянницы. Что-то случилось в твоей семье?
Она снова чуть не задохнулась, в этот раз – от истерического смеха.
– Да. Ха.
Ее голос задрожал, и она вонзила ногти в кожу, пытаясь физической болью заглушить боль в сердце.
– Я рассказывала тебе, что мой отец женился ради денег. Чтобы сохранить свое поместье. Он не любил жену. Терпеть ее не мог. Когда его дети были приняты в частную школу, он проводил все время в Ирландии, приезжая в Англию только тогда, когда они возвращались домой. Ты должен был заметить особняк на холме в моей деревне. Мы там жили вместе с ним.
– Вы жили там?
Цезарь был удивлен. Особняк разительно отличался от домика, в котором сейчас жила ее мать.
– Папа потратил на него кучу денег. Это сделало его популярным в деревне, ведь он нанимал местных строителей. Мама была его горничной. Он влюбился в нее. Ей было двадцать лет. Ему – тридцать восемь. Когда она забеременела мной, то переехала в этот дом. Мы жили как настоящая семья, если забыть тот факт, что у него была другая семья в Англии. Большинство людей делали вид, что в этом нет ничего необычного, так как их благосостояние зависело от него.
Сорча рискнула бросить на него взгляд. Цезарь слушал, недоумевая, к чему она клонит.
– Он обещал завещать дом маме, но она осталась ни с чем. Дом принадлежал его законной семье. Когда он умер, нас выселили.
– Сколько лет тебе было? – Цезарь прищурился, словно пытался вспомнить, рассказывала ли она ему об этом и когда.
– Почти двенадцать.
– Она долго прожила с ним. Она не опротестовала выселение?
– Как? Мама продавала драгоценности, чтобы купить продукты. Ей даже не позволили оставить себе машину, хотя это был подарок папы. Вся деревня повернулась к нам спиной, потому что она жила в грехе. Мы сняли комнату и жили в ней, пока я не начала работать.
Сорча снова шмыгнула носом.
По лицу Цезаря ничего нельзя было понять. Он стоял скрестив руки, сверля Сорчу глазами.
– Мы ютились впятером в одной комнате, без холодильника и даже без ванны. Туалет и раковина были за занавеской. В школе с нами никто не разговаривал. Мама ездила на работу в соседнюю деревню. Но что это была за работа? Мытье посуды и стирка белья в больнице. Другие дети не хотели садиться с нами за одну парту.
– Как та женщина в отеле, – заметил Цезарь. – Почему вы не переехали?
– Куда? На какие деньги? – Она подошла к самому важному. – Я пыталась сказать тебе в больнице, что мы принадлежим к разным классам. Конечно, следовало сделать это раньше, но я не люблю об этом говорить. – Сорча потерла переносицу. – Это так унизительно! Но я должна быть честной. Я – мусор, и это станет известно всем, когда Дайега объявит, что Томас Шелби мой брат по отцу.
Глава 7
Цезарь никогда не злился. Да, он мог раздражаться и досадовать. Он не терпел некомпетентность, ему не нравились люди, занимающиеся политикой, и он был недоволен, если брат в чем-то превосходил его.
Разозлился он только один раз, когда пришел в себя и обнаружил, что неделя жизни выпала из его памяти. Однако Цезарь объяснил это плохим настроением, которое не становилось лучше до того момента, когда он взял на руки своего сына.
Но как бы плохо ему ни было, Цезарь умел держать себя в руках.
Однако сегодня…
Сорча много работала. Он знал немногих людей, которые работали столько же, сколько она, и не жаловались.
Он также видел, как скромно живет ее семья. Сорча регулярно посылала им деньги, а на свои сбережения помогла обустроить их дом. После свадьбы Цезарь стал восхищаться ею еще сильнее.
