– Без комментариев, – исключительно вежливо ответил Джейк. – Я не обсуждаю свою семью.
Тот как будто ничего не слышал.
– Источник в доме престарелых утверждает, что ваша мать спрашивает о вас.
Его терпению пришел конец.
Джейк не рискнул заговорить – то, что он хотел бы сказать, не предназначалось для эфира. Поэтому он молча встал, развернулся и направился к выходу.
У двери он помедлил. Затем медленно вернулся.
Ник сжался, хотя Джейк не собирался демонстрировать свое физическое превосходство. Он наклонился и проговорил очень спокойно и четко:
– Идите к дьяволу.
И это произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Джейк и Элла, храня молчание, неторопливо покинули радиостанцию. Пройдя метров десять по оживленной Пирмон-стрит, он схватил Эллу за руку и затащил в узкую боковую улочку. Они несколько секунд смотрели друг на друга, пытаясь не рассмеяться.
Но не удержались.
Все началось с отдельных смешков, а затем переросло во взрывы хохота.
– Почему мы смеемся? – спросил Джейк, немного успокоившись.
Элла, хохотавшая, обхватив себя руками, вытерла слезы.
– Понятия не имею. Вообще-то ты должен быть в ярости.
– Я и был в ярости.
– Я заметила, – переведя дух, сказала Элла. – Ты был очень-очень зол.
Он одарил ее широкой улыбкой, которую она не видела много лет.
– Ты тоже. Я даже подумал, что ты врежешь ему.
– Я хотела, – призналась Элла.
Если честно, она была близка к тому, чтобы порвать ведущего в клочья.
Знакомая боль отразилась на лице Джейка, как только речь зашла о его матери, и, заметив это, Элла возненавидела Ника.
– Мне помешала стеклянная стена, – добавила она.
– Да, стены могут мешать, – согласился Джейк.
И они снова захохотали.
Однако постепенно реальность напомнила о себе. Элла понимала, что нельзя одобрять случившееся. Но сначала необходимо высветить положительные моменты – а их было немало. На протяжении почти всего интервью Джейк не вел себя как нелюдимый отшельник. Потом следует подчеркнуть то, над чем предстоит поработать. «Армада» ожидает от нее именно этого.
– Все было круто, – вместо этого сказала молодая женщина.
Джейк знал, что она имеет в виду.
– Мне не следовало…
Элла кивнула:
– Нам обоим это известно. Но я все равно рада, что ты сделал это. Он заслужил.
Они улыбнулись друг другу. Впервые, если не считать объятий в кабинке для переодевания, Элла позволила себе на несколько секунд задержать взгляд на Джейке.
– Он не должен был спрашивать меня о матери.
– Некоторым журналистам нужны только скандалы, – заметила Элла.
Джейк потер лоб:
– И он получил его.
– Я все-таки считаю, что ты поступил правильно.
Он поинтересовался:
– Ты говоришь это как Элла Картрайт, консультант по имиджу, или как девушка, которая когда-то была моей соседкой?
Ей стоило бы расстроиться, поскольку Джейк воскрешал их прошлое. К тому же он в прямом эфире заявил: «Идите к дьяволу». Да и она тоже хороша: стоит на улице и смеется до упаду со своим клиентом.
Но Элла не испытывала досаду ни по одному из этих поводов.
– Я знаю, какую сильную боль причиняла тебе мать, – сказала она. – Я помню.
Джейк принялся загибать пальцы:
– Помнишь, например, как мы нашли ее без сознания на кухне? А как она кричала на тебя, словно банши, почему-то решив, что ты украла ее драгоценные таблетки. И она не гордилась мной, когда я получил на экзаменах пятерки.
– Ей везет, что у нее есть ты.
Джейк покачал головой и посмотрел вверх.
– Она ненавидит меня, знаешь ли.
– О, Джейк, я уверена, что ты ошибаешься. – Элла понятия не имела, так ли это.
– Иногда она говорила, что любит меня. Помнишь?
Она кивнула. Случались короткие периоды, когда Дайана Доннер выбиралась из своего одурманенного наркотиками мирка. Дайана считала, что слов: «Ты знаешь, как сильно я тебя люблю, Джейк?» – вполне достаточно для воспитания.
Она говорила это всегда в присутствии Эллы – гордо и, возможно, намеренно. Словно ей было что доказывать. Наверное, так оно и было. Дайане хотелось доказать, что она нормальная мать.
Ей это не удалось.
Но о самом впечатляющем проявлении ее «любви» Джейк никогда Элле не рассказывал – о случае в актовом зале, куда мать явилась в халате. Это было до того, как Элла начала учиться вместе с ним. Но история эта стала легендой, и, наверное, она слышала ее.
– Но ты ее не ненавидишь? – спросила она.
– Нет, – просто ответил Джейк.
Они больше не смеялись. Воспоминания охватили их. И не только о матери Джейка.
Сколько раз они шли по тихой улице? Сто? Тысячу? Они много говорили и веселились по дороге в школу и обратно. Разве что Джейк порой умолкал, погружаясь в какие-то расчеты, и Элла не мешала ему.
Еще они смеялись, когда смотрели комедии. А еще были часы, проведенные в библиотеке. Но Элла не была гением в отличие от Джейка, она просто любила читать.
По крайней мере в книгах жизнь изгоев всегда складывалась счастливо.
– Как ты пришла к этому? – неожиданно спросил Джейк.
– К чему? – не поняла Элла.
Он небрежно махнул рукой:
– К твоему бизнесу. Когда мы учились в школе, ты хотела стать библиотекарем.
– Я хотела читать книги целый день, – ответила она. – Я проучилась несколько лет в университете, но затем мой отец заболел, и все изменилось. Я изменилась.
Она должна была измениться.
– Я знаю о твоем отце, – негромко произнес Джейк. – Мне очень жаль.
– Ты послал цветы, я помню. – Элла сглотнула. Даже время не могло смягчить боль. – Спасибо.
Она вынуждена была признать, что ей достаточно легко даются воспоминания об их прошлом. Об их дружбе.
– То, что я стала консультантом по имиджу, в некотором роде случайность, – помолчав, начала она. – Когда папа умер, я не знала, что делать. За исключением одного: надо уехать. Я хотела начать все заново.
– Я понимаю, – кивнул Джейк.
Простые слова заставили ее улыбнуться.
– Я знаю это. Ты начиная с четырнадцати лет, можно сказать, считал дни, когда можно будет покинуть Фримантл.
Он пожал плечами:
