Она кашлянула:
– Неужели никто не желает проверить, жива ли я?
Уилл отвлекся, и Тэннер тут же бросился на Китти и уронил ее в снег, явно ожидая, что и она восхитится его успехом. Не желая разочаровывать пса, она тоже начала с ним шуточную возню. Вскоре оба устали, Китти лежала на спине, с ног до головы в снегу, а Тэннер развалился рядом, закинув на нее лапы.
Она почесала пса за ухом:
– Хороший мальчик. Спасибо, что нашел меня.
Отпустив собаку побегать по окрестностям, Уилл помог Китти подняться. «Спасенная» сначала привалилась к его груди, потому что ноги держали ее еще нетвердо. Но даже потом, когда она обрела равновесие, Маргрейв не отпустил ее, по-прежнему обнимая.
Он стянул зубами перчатку, скользнул теплыми пальцами под волосы Китти и пощупал пульс под подбородком. От этого прикосновения ее сердце пустилось вскачь.
– Ты жива, – сделал вывод Уилл.
Она с трудом отвела от него взгляд.
– Ты в порядке?
– Да. Вы нашли меня быстро.
– Тэннер – хорошая ищейка, и нам не пришлось идти далеко. Плюс твой запах еще свежий.
Гипнотическое очарование момента мгновенно рассеялось.
– Ну спасибо! Больше ни за что не буду изображать труп!
– Свежий – значит, недавний, – рассмеялся Уилл. – По старому следу идти сложнее. А тебя найти было не сложнее, чем горячий пирог на подоконнике.
Китти посчитала эти слова комплиментом.
– Это все? Миссия закончена? – спросила она, поворачиваясь в том направлении, откуда, кажется, пришла, и тут с ужасом поняла, что не помнит верного направления.
Уилл взял ее за плечи, развернул на девяносто градусов и легонько подтолкнул.
– Катание на собачьей упряжке было первой частью, – объявил он, шагая за своей спутницей. – Дрессировка Тэннера – второй.
Китти остановилась и повернулась к Маргрейву, гадая, чем еще можно заняться в глухом лесу за тысячи миль от человеческого жилья.
Улыбнувшись и смерив ее взглядом с головы до ног, Уилл спросил:
– Умеешь ли ты разводить огонь?
На севере сумерки очень быстро переходят в непроглядную ночь. Даже не опушке, где Уилл разбил лагерь и развел большой костер, тьма вокруг казалась всепоглощающей.
Но потом облака немного разошлись, открыв небо, усеянное яркими созвездиями.
– За это тебе присуждаются дополнительные очки, – сказала Китти, не отрывая глаз от звездного неба.
Уилл, лежащий напротив и укрытый до пояса теми же одеялами, в которые заворачивал Китти при езде на санях, рассмеялся.
– Я не видела столько звезд с тех пор, как…
Она прикусила язык, пожалев о вырвавшихся словах.
– Все нормально, Кит. Ты можешь говорить о Непале.
– Я против воли постоянно вспоминаю о нем, потому что это единственное место, где мы были вместе.
– Я так ясно помню, какие там были звезды, – прошептал он.
– Ты скучаешь по Непалу?
– Отчасти. По духу, ощущающемуся в тех местах, по людям, которые там живут.
– Как считаешь, ты еще когда-нибудь туда вернешься?
Уилл посмотрел долгим взглядом на небо с рассыпанными по нему мерцающими звездами.
– Нет, вряд ли. А тебе встречалось другое такое же особенное место на Земле?
– Я нигде подолгу не задерживалась.
Уилл повернулся на бок, обратив лицо к Китти:
– К чему такой бешеный темп?
Она пожала плечами:
– Работа.
– И ты ни разу не была в отпуске?
– Шутишь? Я столько путешествую, что меньше всего хочу делать то же самое в свободное время.
– Я имел в виду, разве тебе не хотелось просто… остановиться. Поваляться недельку на диване, почитать, посмотреть телевизор. Заняться чем угодно, кроме работы. Ты постоянно о ней думаешь, даже тут, в Черчилле.
От этих слов сжалось сердце. Китти перевернулась на спину под теплым одеялом и сделала глубокий вдох.
– Ты в порядке?
Глядя вверх, на необыкновенное звездное представление, она уклонилась от прямого ответа:
– От этого вида захватывает дух.
– Расскажи мне о своей работе, – прошептал Уилл.
– Что именно? – спросила Китти, не сводя глаз с темного неба.
– Для чего ты столько трудишься? Ради какой цели?
– Такой человек, как ты, должен это понимать.
– Как я?
– Честолюбивый, целеустремленный.
– Ты видишь меня таким? – с обидой в голосе произнес Уилл.
– Но, на мой взгляд, это достоинства.
– Полагаю, я и в самом деле целеустремленный. Хотя никогда не считал себя честолюбивым.
– Ты говоришь так, словно честолюбие – это ужасная болезнь. Я считаю его положительным качеством.
Китти еще раз глубоко вдохнула и напомнила себе, что ждала этого разговора с Уиллом долгие годы.
– Успех делает меня счастливой.
– Счастливым человека делает счастье, – поправил ее Маргрейв. – Добившись успеха, человек становится слишком занятым, чтобы заметить, как он несчастлив. Поверь мне.
– Неужели? Это ты собираешься прочесть мне лекцию о том, как работа замещает все остальное в жизни? А разве не тем же самым ты занят здесь, в Черчилле? Пытаешься измотать себя делами, чтобы не замечать своего одиночества.
– Я спасаю жизни, – мрачно заметил Уилл.
– А моя работа совсем ничтожна в сравнении с твоей?
– Я этого не говорил.
Но все-таки без труда заставил Китти осознать это.
Конечно, Маргрейву на роду было написано стать тем, кем он стал. Уилла с малых лет обучал вырастивший его дядя, работавший спасателем.
– Не все знают с детства, кем станут, когда вырастут. Для меня моя работа – способ сделать себе имя.
Уилл внимательно вгляделся в ее глаза, словно пытаясь что-то в них прочесть.
– Раньше тебя это не волновало.
Китти не смогла ничего вымолвить в ответ из-за охватившего ее острого чувства стыда и осознания, что Уилл прав.
– Извини, если затронул больную тему.
– Вовсе нет, – соврала Китти. – Просто не люблю споры.
– Да брось. Ты ведь обожаешь отстаивать свою позицию. Вспомни наши долгие полночные разговоры обо всем. Иногда мне казалось, что ты специально занимаешь другую точку зрения, чтобы спровоцировать меня на дискуссию.
Как же легко, оказывается, он тогда читал ее мысли!
