– У тебя уже было целых два шанса, и оба ты упустил. В первый раз ты был в тупике. Но какую отговорку ты придумаешь сейчас? Ты защищаешься от чего-то. Но мне нужен тот, кто защищает не себя, а меня, понимаешь?
Эти слова вырвались из самого сердца Китти неожиданно для нее самой. И они были искренними.
Пассажиры в салоне, наплевав на тактичность, переводили взгляды с Уилла на Китти и обратно, словно наблюдали теннисный матч, даже стюардесса на время забыла о своих обязанностях.
– Марсела думала, что ей нужен я, а на самом деле она искала лишь исполнения своих фантазий: героический муж, богемная жизнь, экзотическая страна. А еще ей хотелось сбежать от родных. И я стал для нее выходом из этой ситуации. А когда ты рассказала, что несчастлива, потому что вся твоя жизнь посвящена лишь работе…
– Ты решил, что я использую тебя? – прошептала Китти в ужасе.
– Нет. Я… Теперь я так не думаю.
– Но думал прошлой ночью, да? Второй раз в жизни я преподнесла тебе мое сердце, перевязанное красивой ленточкой, а ты вообразил, что это просто. просто каприз?
– Я испугался, Китти, и страх помешал мне рассуждать здраво.
– Я не Марсела, Уилл.
– Я знаю.
– И я не использовала тебя. Я лишь не хотела снова тебя потерять.
– Не теряй. Оставайся.
– Нет. Когда я вернусь в Лос-Анджелес, брошу свою работу. Ты был прав – мне пора позаботиться о своем счастье.
Уилл сник.
– Но разве ты не пыталась за прошедшую неделю представить, какой могла бы быть наша совместная жизнь?
Китти промолчала, глядя на свои колени и чувствуя, что все пассажиры смотрят на нее, ожидая ответа.
Она снова вскинула взгляд:
– Ты разбил мне сердце в Непале, отвернувшись от меня. Ты заставил меня думать, что мои чувства к тебе – это нечто грязное. Точно так же я ощущала себя и прошлой ночью.
– Китти, я…
– Но мои чувства вовсе не грязные, Уилл. Они – самые искрение и чистые на свете. – Она сжала привязной ремень. – Мне нужно закончить работу над сюжетом, уволиться и сдать квартиру в поднаем. А затем я отправлюсь домой, в Сидней, чтобы начать все с нуля.
В этот момент в самолет вошел охранник и, встав позади нарушителя спокойствия, положил руку на его плечо.
Уилл процедил, обращаясь к Китти:
– Даже если ты улетишь, я не перестану тебя любить.
Услышав эти слова, стюардесса громко ахнула.
– Ты не любишь меня, – приглушено выговорила Китти под громкий стук своего сердца.
Не обращая внимания на остальных, Уилл уверенным тоном произнес:
– Я люблю тебя уже пять лет, просто не позволял себе осознать это.
– Ты меня едва знал тогда и не намного лучше узнал сейчас.
– Это легко поправимо, – продолжал настаивать он. – Останься и позволь мне быть с тобой рядом.
– Прости, – прошептала она, покачав головой.
Только сейчас Уилл заметил, что она сжала привязной ремень так, что побелели костяшки пальцев.
Прежде чем уйти, он должен был сказать еще кое-что.
– Обещай мне, что, куда бы ты ни переехала, чем бы ни занялась, ты будешь делать это лишь ради того, чтобы быть счастливой, а не потому, что кто-то от тебя этого ожидает.
Китти не смогла вымолвить в ответ ни слова, потому что горло перехватило от слез. Впрочем, ответ и не потребовался: охранник уже тащил нарушителя к выходу. Перед тем как выйти из самолета, Уилл поймал взгляд Китти, и она еле заметно кивнула.
Едва захлопнулся люк самолета, Китти отвернулась к окну, чтобы избежать любопытных и, что еще хуже, жалостливых взглядов пассажиров. Ей хотелось разрыдаться, но она не могла себе позволить сделать это при всех.
Совершая последний обход салона перед взлетом, стюардесса наклонилась к Китти:
– Вы хорошо себя чувствуете? Вы очень бледны.
– Я… э-э…
Как можно что-то сказать, когда кажется, что из твоих легких будто разом выкачали весь воздух? И как описать, что чувствуешь после того, как осознала, что теряешь Уилла навсегда?
– Может, вам нужно немного свежего воздуха? – спросила стюардесса и направила на Китти сопло индивидуального вентилятора, расположенное над креслом, затем посмотрела ей прямо в глаза – словно заглянула в душу – и хмыкнула: – Нет, этого недостаточно.
Едва люк самолета задраили, Джастин молча снял руку с плеча Уилла. Охранник знал, что тот не станет дальше нарушать порядок, а потому отвел задержанного в сторону от взлетной полосы и остался стоять, глядя, как самолет выруливает по бетонному полю. Маргрейв даже не смог в последний раз взглянуть на Китти, потому что окно, у которого она сидела, располагалось с другой стороны фюзеляжа.
На душе Уилла камнем лежала печаль. Он снова все испортил. Но на этот раз удалось хотя бы рискнуть. И теперь Китти знает, что он ее любит.
Каково это, когда тебя любят от всего сердца? Марсела никогда не испытывала к нему искренней любви. А Китти, если бы любила его, непременно осталась бы.
– Прости, – тихо произнес Джастин. – Я должен выпроводить тебя отсюда.
– Да, конечно, – отозвался Уилл, не сводя глаз с хвостовых огней самолета, еле видных за густой пеленой идущего снега.
Внезапно охранник нахмурился и покосился в сторону летного поля:
– Что за?..
Даже не оборачиваясь, Уилл всем своим существом ощутил, кто там стоит, потому что по коже пробежали мурашки, а сердце наполнила надежда.
Китти!
Секунду спустя рация Джастина ожила, и из нее донесся сердитый голос.
Уилл обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть невысокую фигурку, бегущую сквозь кружащие хлопья снега по скользкой бетонке взлетной полосы. Позади нее хвостовые огни самолета оставались по-прежнему неподвижными.
– Кажется, у меня большие проблемы, – пробормотал Джастин.
За пятьдесят футов до того места, где стоял Уилл, Китти вдруг поскользнулась на льду и со всего размаха грохнулась на асфальт. Не дожидаясь разрешения охранника, Маргрейв бросился вперед и наклонился к ней.
Она подняла лицо и произнесла слова, которых он ждал целых пять лет:
– Ах ты, сукин сын!
Точнее, Китти не произнесла их вслух, он прочел их в ее в глазах. Впрочем, уже одно то, что Китти не улетела, было красноречивее всяких слов.
Уилл поднял ее на руки.
– Чему ты улыбаешься? – проворчала она вместо того, чтобы поблагодарить. – Кажется, я сломала бедро.
– Ты слишком упряма, чтобы что-то сломать, – ответил Уилл и подумал: «Даже если она будет постоянно ругать меня до конца моих дней, я буду абсолютно счастлив».
