Тогобицкий вдруг сказал: «Ребята, что-то дымом пахнет. Может, подожгли что-то?» Я говорю: «Сейчас посмотрим». Вышел за дверь – и остолбенел: по коридору тянулся черно-сизый дым, настолько густой, словно это был кисель. Пробежав буквально два-три шага, понял, что дышать совершенно нечем, да к тому же и дым был очень горячим. Поэтому я развернулся и вбежал в кабинет начальника отдела криминальных исследований Александра Раскина. В этот момент там находились сам Раскин и его заместитель Петр Амелин.
В кабинет я вбежал с криком «Пожар!» – и захлопнул за собой дверь. Раскин схватился за телефон, закричал, что связи нет, и в это время погас свет. Минуты через две, когда первый шок прошел, Петр сказал: «Попробую выскочить в коридор, посмотрю, как дела у наших ребят». Я ему говорю: «Не пройдешь, там дышать нечем». Он сказал: «Я все-таки попробую, в противогазе». Открыл дверь, вскрикнул – и тут же захлопнул обратно.
А в кабинете уже дышать было совершенно невозможно, изо всех щелей валил густой, очень едкий дым. Мы выбили окна и встали около них.
Я увидел наших ребят, которые тоже вылезли к выходящим во двор окнам и кричали, чтобы им подали лестницы. Я слышал чей-то отчаянный голос, что у них уже горит дверь кабинета и они долго не продержатся. Затем раздались крики мужчины: «Я уже сам горю!», а потом – женщины: «Мы уже все здесь горим!» Вслед за этим мы услышали звуки нескольких тяжелых, глухих ударов о землю – шлеп, шлеп… Это наши сотрудники выбросились из окон, не дождавшись помощи.
В соседнем кабинете трое сотрудников сняли с окон шторы, разрезали их на полосы, связали между собой – у них получилась длинная веревка. Вот так все трое и спустились вниз. У нас же таких штор не было. И тут я увидел, что Петр стал оседать на пол. Я схватил его за руку, но он не реагировал – потерял сознание от дыма. Тогда мы выставили его голову наружу, чтобы Петр смог отдышаться. И в этот момент позади нас задымился пол – он уже начал прогорать. Тогда мы с Александром сели на подоконник, а Петра держали между собой, чтобы он не упал.
И тут мы сквозь огонь и дым вдруг увидели, как во двор въехала пожарная машина с лестницей. Тут я говорю: «Ну, Саша, вроде бы сейчас и нас спасут». И точно: в этот момент внизу включили прожектор и стали высвечивать верхние этажи на нашем крыле. Я отчетливо услышал: «Вон, на окне еще двое висят» – и понял, что это говорят о нас. Мы стали махать руками. Пожарные нам снизу прокричали: «Ребята, держитесь, сейчас мы вас спасем».
Уже через минуту к нашему окну подали лестницу. Саша сказал: «Олег, давай, иди первым». Когда я спустился уже почти до земли, то первое, что я смог сказать пожарным, – что там, на подоконнике, лежит парень без сознания. Пожарные с кислородными баллонами за спиной тут же взбежали наверх и вынесли Петра, который по-прежнему был без сознания…
Петру сразу же стали оказывать помощь, но он все никак не приходил в себя. Тогда на первой попавшейся машине мы повезли Петра в больницу. По пути мы стали по очереди делать Петру искусственное дыхание и массаж сердца. Слава богу, пульс вскоре появился, и в этот момент мы въехали во двор больницы. Вот так наш сотрудник, можно сказать, вырвался с того света…
Оказалось, что самые первые признаки возгорания были обнаружены в начале шестого: кто-то обратил внимание на тоненькую струйку дыма, что тянулась из двери запертого кабинета № 75 на втором этаже. Кабинет относился к следственному управлению УВД, и там незадолго до трагедии работали сотрудники. Многие из них в течение дня курили, а непотушенные окурки бросали в пластмассовую урну. От момента ухода из кабинета последнего сотрудника до момента обнаружения дыма прошло не менее часа.
Пока сообщали дежурному о происшествии, пока искали ключи от запертого помещения, прошло еще минут 15–20. Струйка дыма за это время превратилась в широкий шлейф. Дверь пришлось ломать, так как ключи найдены не были. Когда наконец-то удалось попасть в кабинет, оттуда вырвались клубы дыма. Только после этого дежурный позвонил по линии «01». В итоге сообщение о возгорании поступило на пульт областной противопожарной службы с опозданием не менее чем на 30–40 мин.
В своих интервью 1999 г. следователь Коновалов не раз говорил, что при выяснении причин случившегося следствие с самого начала работало в нескольких направлениях, в том числе изучало и возможность совершения диверсии против главного штаба областной милиции. Однако вскоре стало очевидным, что всерьез разрабатывается лишь версия о воспламенении здания от одного точечного источника, т. е. от пресловутого окурка. Между тем именно это предположение вызывало наибольшее сомнение, и в первую очередь – у очевидцев.
Последствия колоссального пожара на заводе двигателей в Самаре
Дело в том, что около 18 ч. 10 февраля большинство свидетелей своими глазами видели сначала два, а потом – три столба пламени, которое словно кольцом охватило здание УВД. Один очаг находился на втором этаже со стороны улицы Куйбышева, и еще два – со стороны Пионерской. Если горение от окурка случилось лишь в одном месте, мог ли тлеющий огонь по пересохшим стружкам и опилкам незаметно для всех и всего лишь за полчаса пройти 50 м внутри здания, а потом вырваться наружу одновременно в трех местах? Оставшимся в живых сотрудникам УВД по сей день не верится, что в здании, битком набитом людьми, никто не мог заметить хотя бы одну тоненькую струйку дыма на всем пути «подпольного» распространения огня.
Кстати, в феврале 2000 г. приехавший в очередной раз в Самару Леонид Коновалов привез 10 томов предварительных результатов экспертиз, но поделиться своими выводами он отказался, ссылаясь на тайну следствия.
Срок следствия по этому уголовному делу Генеральная прокуратура РФ неоднократно продлевала. А 10 мая 2000 г. после 15-месячного расследования Леонид Коновалов и вовсе закрыл дело с формулировкой «за недоказанностью вины».
Когда Коновалов передал все тома уголовного дела о пожаре в Самарском УВД своему непосредственному начальству, ему сразу подписали заявление об уходе на пенсию, которое было подано им задолго до этого. А через месяц после того, как он влился в стройные ряды российских пенсионеров, Генеральная прокуратура отменила его решение о завершении следствия. Официально дело не закрыто до сих пор: следствие по нему лишь приостановлено «до получения дополнительных материалов».
Но МВД РФ все-таки нашло, кого наказать за это происшествие. Крайним оказался начальник Самарского УГПС Александр Жарков, хотя он, будучи больным, лично прибыл на место трагедии и всю ночь руководил тушением пожара. Но этот факт никто так и не принял во внимание: вскоре Жарков был освобожден от занимаемой должности «за недостаточную требовательность при выполнении противопожарных предписаний».
«Кровавая осень»
1999 г.
4 сентября в дагестанском городе Буйнакске был взорван 5-этажный жилой дом на улице Шихсаидова, в котором проживали семьи офицеров 136-й бригады Министерства обороны. Полностью обвалились два подъезда. Число погибших – 64 человека, из них 23 ребенка. 146 человек ранены.
