С начала праздничного вечера, когда раздача хлеба и мяса осчастливила самых бедных, горожане пешком и в каретах двинулись к площади Людовика XV. Почти не соблюдались правила движения экипажей, которые заполонили собой все примыкавшие к площади улицы; часть улицы Руаяль оказалась заблокированной остановившимся фиакром. Началось представление.
Насмотревшись на фейерверк, около 300 тыс. человек, столпившихся на площади, стали искать выхода на бульвары, чтобы принять участие в аттракционах ярмарки. Людской поток устремился на улицу Руаяль. Сначала все было спокойно, но минут через 15 стало нарастать встречное движение горожан, уставших от суеты бульваров и пожелавших любоваться иллюминацией; одновременно на улице появились две пожарные кареты, спешащие на помощь загоревшемуся во время фейерверка «храму Гименея». Еще несколько карет, въехавших на улицу со стороны колоннады, разделили толпу на две части, давление в которых выросло настолько, что люди, спотыкаясь о мостовую, уже не могли подняться. Идущие следом, не в силах справиться с натиском толпы, топтали упавших и сами падали под ноги идущим. Напрасно они кричали и упирались, толпа продолжала движение. Остановившиеся повозки ломались под тяжестью спасавшихся на них людей, опрокинутые на землю лошади умирали от удушья. Общее смятение еще более усилилось, когда одна из веток дерева, украшенного иллюминацией, сломавшись, упала в самую гущу толпы. Давление стало таким сильным, что некоторые погибали стоя, «кровь текла у них изо рта, носа, ушей».
Чтобы остановить людской поток, майор разделил гвардейцев на две группы, и они, добравшись до площади Людовика XV по соседним улицам, соединились и перекрыли вход на улицу Руаяль. Все тотчас успокоилось. Толпа остановилась. Местами она оказалась такой тесной, что приходилось силой разжимать руки людей, которые сами уже не могли расцепиться.
После того как схлынул людской поток, стали видны последствия случившегося: мостовая была усеяна десятками тел. Некоторые из них, что были еще живы, отдышавшись, быстро приходили в чувство. Другие оставались в очень тяжелом состоянии. Сразу появилось двое хирургов, пытавшихся оказать им первую помощь. Третий врач составлял список необходимых медикаментов: водка, мелиссовая вода, винный уксус, холодная вода. Для транспортировки раненых в госпиталь были реквизированы кареты, чьи владельцы не уступали их по доброй воле.
Самой юной жертвой происшествия оказался сын старьевщика, самым старым из погибших – 75-летний торговец коврами. Женщин было вдвое больше, чем мужчин, и 40 % умерших было старше 50 лет. Среди жертв этого праздничного инцидента были представители самых разных профессий.
Не считая небольших травм (несколько намятых боков или вывихнутых рук), знатные горожане не пострадали во время этого происшествия. Лакеи и телохранители, как правило, не упускающие любой возможности помахать кулаками, и в этот раз прилежно исполняли свои прямые обязанности. Впрочем, до оружия дело не доходило: несмотря на то что на месте происшествия было найдено множество шпаг, врачи не зафиксировали ни одного колотого ранения.
Делались попытки привести и точные цифры: 688 погибших и 830 раненых. Размеры несчастья удовлетворяли не всех обывателей: появились «рассказы очевидцев», видевших своими глазами, как обрушился мост в Сен-Клу и утонуло великое множество народа.
На ком же в действительности лежала ответственность за происшествие? С самого утра 31 мая в Париже собрался на заседание парламент. В ходе следствия выявилась небрежность в действиях лиц, ответственных за безопасность.
Однако ни организаторам праздника, ни службе поддержания порядка не было предъявлено никаких серьезных обвинений. Показания уцелевших свидетелей также не смогли помочь следствию. И вот после затянувшегося на месяц расследования и многочисленных допросов парламент сделал свое заключение: причиной катастрофы явилась «одержимость народа».
Потемкинские деревни были вовсе не из картона!
Князь Григорий Александрович Потемкин, любовник и, вероятно, даже законный супруг Екатерины II, российской императрицы, стал жертвой зависти, интриг, придворных пересудов. Впрочем, клевета эта сыграла злую шутку не с ним самим, а с теми, кто принимал ее за чистую монету.
Увы, сегодня помнят не самого князя Потемкина, не государственного деятеля, основателя многих крупных городов, а «потемкинские деревни». Они стали синонимом обмана, очковтирательства, показного блеска.
Эта идиома восходит к рассказу о том, как князь Потемкин, губернатор южнорусских областей и Крыма, стремясь обмануть императрицу, совершавшую поездку по этим землям, распорядился срочно возвести на ее пути мнимые деревни, составляя их из одних лишь декораций и для видимости населяя людьми. С помощью этих «потемкинских деревень» князь убедил императрицу в том, что страна процветает, и этим скрыл от нее огромные растраты – им самим было присвоено 3 млн руб.
Эти измышления появились вскоре после инспекционной поездки императрицы, состоявшейся в 1787 г. Слухи быстро распространились по всему свету.
Всю эту ложь, поведанную саксонским дипломатом и явленную публике в серии статей, превративших Григория Александровича Потемкина в лживого шарлатана, разоблачил лишь российский ученый Георгий Соловейчик, автор первой критической биографии Потемкина. Произошло это спустя почти полтора века.
Знаменитый фаворит Г.А. Потемкин
Когда участники той самой инспекционной поездки, продолжавшейся не один месяц, приехали осматривать Севастополь, строительство которого Потемкин начал всего за три года до этого, их встретили в порту 40 военных кораблей, салютовавших в честь императрицы. Когда же они осмотрели укрепления, верфи, причалы, склады, а в самом городе – церкви, больницы и даже школы, все высокие гости были необычайно поражены. Иосиф II, император Священной Римской империи, инкогнито участвовавший в этой поездке, дотошно все осматривавший и, как свидетельствуют его записки, настроенный очень трезво и критично, был прямо-таки напуган этой выросшей как из-под земли базой русского военного флота.
Между тем строительство Севастополя – лишь один факт в череде разнообразных, достойных уважения деяний, совершенных Потемкиным, а город этот – лишь один из целого перечня городов, основанных князем.
Мери Гатри, по роду занятий учительница, писала о городе Николаеве всего через пять лет после того, как он был основан: «Улицы поразительно длинные, широкие и прямые. Восемь из них пересекаются под прямым углом и вместить они способны до 600 домов. Кроме того, имеется 200 хижин, а также земляные постройки в пригородах, заселенные матросами, солдатами и т. д. Имеется также несколько прекрасных общественных зданий, таких как адмиралтейство, с длинным рядом относящихся к нему магазинов, мастерских и т. д. Оно высится на берегу Ингула, и при нем располагаются речные и сухие доки. Короче говоря, все необходимое для строительства, оснащения и снабжения провиантом военных кораблей – от самых крупных до шлюпок. Доказательством служит тот факт, что в прошлом году со здешних стапелей сошел корабль, оснащенный 90 пушками. Упомянутые общественные строения, так же как прелестная церковь и немалое число частных домов, сложены из изящного белого известнякового камня… Прочие дома – деревянные… Количество жителей, включая матросов и солдат, достигает почти 10 000 человек».
