Когда Красная Армия заняла Томск, Бочкарева сама явилась к коменданту города, сдала ему револьвер и предложила советской власти свое сотрудничество. Комендант от предложения отказался, взял с нее подписку о невыезде и отпустил домой. В Рождественскую ночь 1920 г. она была арестована и затем отправлена в Красноярск. На все вопросы следователя Бочкарева давала откровенные и бесхитростные ответы, чем поставила чекистов в сложное положение. Никаких явных доказательств ее «контрреволюционной деятельности» обнаружить не удалось, в боевых действиях против красных Бочкарева также не участвовала.
Но, к несчастью, тут в Сибирь прибыл заместитель Особого отдела ВЧК И.П. Павлуновский, наделенный Ф.Э. Дзержинским чрезвычайными полномочиями. «Представитель Москвы» не понял, что же смутило местных чекистов. Он написал краткую резолюцию: «Бочкареву Марию Леонтьевну – расстрелять».
16 мая 1920 г. приговор был приведен в исполнение. «Русской Жанне д’Арк» шел 31-й год….
«И умру я не на постели…»
Жил поэт, влюбленный в мир, в вещность мира. Никогда не скрывал своих убеждений: «Ямонархист и молюсь на церкви», – говорил он всем подряд. Его много читали, он учил читателей, «как не бояться, не бояться и делать, что надо». Поэта звали Николай Гумилев.
В 1921 г. его расстреляли в Петроградской чрезвычайке.
Немалое количество документов, отобранных у Гумилева, так или иначе связано с его предсмертным путешествием в Крым. Уехал он в конце июня в поезде командующего военно-морскими силами адмирала А. Немитца, вернулся в июле. Вот «Служебная записка Старшего Секретаря всеми Морскими Силами Республики. 25 июня 1921 г. Многоуважаемый товарищ! С нами в поезде едет член Коллегии Всемирной литературы и Председатель Питерского Профсоюза поэтов тов. Н.С. Гумилев, который работает вместе с тов. Горьким. Очень прошу Вас оказать всяческое содействие тов. Гумилеву и выдать ему просимое как подарок с юга Республики питерским голодающим писателям. Заранее благодарю. Очень обяжете. Жму Вашу руку. С товарищеским приветом, Вл. Павлов». С этой запиской Гумилев разъезжал по Крыму, доставал продукты. Дело обычное, в те годы все делалось именно так – по личному знакомству, по рекомендательным письмам, по «товариществу», правда, очень ненадежному.
Н.С. Гумилев в 1914 г.
Вл. Павлов, выдавший ему процитированный документ, не только морской офицер, но и поэт (кто тогда поэтом не был?), автор поэтического сборника «Снежный путь». Кое-кто поговаривал, что в Крыму Гумилев вместе с работниками военно-морского наркомата сеял контрреволюцию, заводил связи, раздавал оружие бывшим офицерам, а рядом с ним все время находился провокатор, человек близкий, поэт, который и «сдал» его впоследствии. И кивали на Павлова. Но все это очень мало напоминает правду. Представить Гумилева в роли активного контрреволюционера, какого-то вдохновенного заговорщика практически невозможно.
И конфискованные у него бумаги – еще одно тому свидетельство. Гумилев постоянно считает чай, горошек, шпик, икру, муку, крупу, сахар, орехи, свежие фрукты, сухофрукты – до заговора ли тут, когда такая кропотливая бухгалтерия. Кому сколько продать, кому сколько подарить – фамилии, фунты, цифры, помарки, исправления, все вперемешку, но добросовестность во всем этом сквозит потрясающая.
Но социальная действительность начала 20-х вынесла приговор: Гумилев – «бывший человек», жизни не достоин.
В августе 1921 г. умер, задохнувшись в большевистской духоте, Блок, в августе же убили Гумилева. Двумя годами раньше умер от голода в Сергиевом Посаде Розанов. А впереди был 22-й год, разбросавший по всему миру цвет русской науки, русской литературы, русского искусства… Казалось, все, пора тушить свечи, ничего уже здесь никогда не будет, не на чем.
Но какая прекрасная нерушимая цепочка открывается – далее обыкновенно называемая традицией. И Гумилев – необходимое звено ее.
По материалам А. Панфилова
Роковой диагноз
В декабре 1923 г. академик Бехтерев собирался в Москву на съезд психиатров и невропатологов. Неожиданно пришла правительственная телеграмма с просьбой сразу же по приезде позвонить в Кремль. Впрочем, не так уж и неожиданно. Слава великого клинициста разнеслась далеко за границы России еще до октябрьского переворота.
Рассказывает писатель Еремей Парнов:
– Революцию свободомыслящий академик встретил восторженно, но ни поведения своего, ни привычек не изменил. Пожалуй, даже стал бескомпромисснее, резче в суждениях, ибо новая власть оказалась куда хуже прежней. «На всякий случай» в ЧК на него завели дело. Однако не он в этой власти нуждался, она – в нем, включая обитателей Смольного, Кремля и самих высокопоставленных чекистов.
Сталина сильно беспокоила усыхающая рука, да к тому же именно в тот период начала развиваться у него стойкая ночная бессонница. Основания показаться специалисту, таким образом, были, но вот поставленный Бехтеревым диагноз – паранойя!..
Мог ли академик во всеуслышание назвать вещи своими именами? А если не мог, то почему вдруг погиб? Что ж, за неимением прямых доказательств, кроме устойчивой молвы, познакомимся с косвенными свидетельствами.
Академик Бехтерев, поставивший «вождю народов» роковой диагноз
В «Вестнике знания», в частности, говорилось: «В.М. Бехтерев приехал в Москву из Ленинграда для участия в работе съезда психиатров и невропатологов, на котором он был избран почетным председателем. В.М. Бехтерев почувствовал недомогание утром, 24 декабря, к Владимиру Михайловичу был вызван проф. Бурмин, который констатировал желудочное заболевание».
Между тем «Известия» писали, что Бехтерев почувствовал себя плохо 23 декабря 1927 г., сразу же по возвращении из театра. Запомним эту дату, ибо за ней скрывается многое. В конце того дня академик вместе с делегатами съезда поехал в Большой театр. Газеты, правда, слегка переврали, написав, что делегаты поехали в Малый театр, но это пустяк и к делу не относится.
Посвященные ведали: еще со времен ЧК в ОГПУ работала лаборатория по изготовлению ядов, с каждым годом совершенствуя выпускаемую продукцию. Вот и позаботились о том, чтобы появился хоть какой-то интервал времени: дескать, не в одночасье помер, а сначала слегка занемог. Да и сам диагноз звучит несколько странно – «желудочное заболевание». Что это: язва, колит, гастрит, простое расстройство?
Опять же – профессор Бурмин, поставивший столь загадочный диагноз. Имя это к тому времени уже было на слуху. Упоминался профессор вместе с доктором ЦК ВКП(б) Погосьянцем. Тем самым, который сыграл роковую роль в принудительной (по решению Политбюро) операции язвы М.В. Фрунзе, закончившейся смертью полководца. Не пройдет и года, как Бурмин оставит без помощи умирающего наркома Цюрупу, доверенного его «попечениям», а много лет спустя, уже в 1938 г., выступит свидетелем обвинения на процессе «правотроцкистского блока», оклеветав своих коллег – профессора Плетнева и доктора Левина. Якобы это они отравили Горького и Куйбышева и вообще – шпионы. Так что фигурой одиозной Бурмин считался еще в те времена и роль пособника палачей мог сыграть отнюдь не случайно, хотя и достаточно топорно. Или диагноз «желудочное заболевание» был ему указан заранее? На Лубянке? В Кремле?
