Ну вот, приводят ко мне этого самого немца. Высокий, крепкий эсэсовец, метра под два. Харри Менгесхаузен. Докладывает, что в полдень 30 апреля он якобы стоял на часах в рейхсканцелярии, патрулировал по коридору от кабинета Гитлера до Голубой столовой. И заметил через окно суету в саду имперской канцелярии. Личные адъютанты Гитлера Линге и Гюнше вынесли из запасного выхода бункера тела фюрера и Евы Браун. Гюнше облил тела бензином и поджег, а потом два эсэсовца закопали Гитлера и Еву в воронку от снаряда рядом с запасным выходом, примерно на расстоянии одного метра.
Далеко, спрашиваю, было все это от тебя? Нет, говорит, метров шестьдесят… Ну что он не все говорит, что знает, – это я чувствовал. Но тогда все немцы были подавленные, затаившиеся, неуверенные в завтрашнем дне, на искренность рассчитывать не приходилось. Но важно было главное, что он сказал, – про воронку, про два тела… Мержанов записывал за ним почти слово в слово.
Значит, получалось, что Гитлер, которого ищут, уже неделю у меня в контрразведке лежит. И нужно было на все сто процентов убедиться, что тут все точно, не очередная липа».
Конечно, секретности тогда было выше головы, но все причастные к поиску Гитлера контрразведчики знали, что происходит, кого из важных свидетелей или высших чинов задержали. Знал и Иван Исаевич, что контрразведка 2-го Белорусского поймала кого-то из адъютантов Гитлера, эта история была связана с вице-адмиралом Фосом, участвовавшим в опознании Геббельса.
При очередном выезде в рейхсканцелярию Харри Менгесхаузен указал на знакомую воронку, где уже никаких трупов не было. Вместе с Иваном Исаевичем выезжали следователь, он же переводчик, старший лейтенант Катышев, начальник топографической службы корпуса майор Габелок, фотокорреспондент корпуса младший лейтенант Калашников, рядовые Олейник, Чураков, Наваш и Мялкин. Я называю все эти имена не без умысла. Недавно в одной из газет мелькнуло сообщение, что тайна гибели Гитлера так и остается тайной, все причастные к ней лица были потом расстреляны. Иван Клименко, дослужившийся в послевоенные годы от подполковника до полковника, занимая достаточно высокие должности в контрразведке, склонен считать это абсурдом – уж если бы уничтожали свидетелей, то его не пропустили бы…
Убедившись, что в сараюшке контрразведки действительно находятся тела Гитлера и Евы Браун, Клименко поехал докладывать в армейскую контрразведку генералу Мирошниченко. Для допроса Менгесхаузена была вызвана переводчица. Так Иван Исаевич познакомился с Еленой Ржевской, будущим автором книг о последних днях Гитлера и обстоятельствах его гибели. Иван Исаевич Клименко, к слову, ценит их высоко.
Что было потом? Подполковника Клименко вскоре откомандировали на Дальний Восток. Он знает, что адъютанты Гитлера подтвердили показания Менгесхаузена. Оказалось, что и сам Менгесхаузен не просто видел все из окна, а закапывал тела фюрера и его супруги в воронку. Что ассистент стоматолога Гитлера подтвердил: обгоревшие трупы – это Гитлер и Ева. Но все это – из вторых рук.
Остается загадкой, почему советская сторона, располагавшая абсолютно достоверной информацией о кончине фюрера, держала это в секрете, почему Сталин в сорок шестом сказал о необходимости вновь расследовать обстоятельства смерти Гитлера? Человек профессиональный, Иван Клименко из этого сделал один вывод – о своем участии в этой истории лучше молчать. И нигде и никогда его сослуживцы не слышали, как он нашел фюрера и семь дней продержал его в контрразведке.
По материалам Л. Капелюшного и С. Турченко
Был еще и Берест…
В Знаменном зале Центрального музея Вооруженных Сил находится самая дорогая реликвия Великой Отечественной войны – Знамя Победы. По официальной версии, его вечером 30 апреля 1945 г. водрузили над рейхстагом Егоров и Кантария.
Накануне штурма рейхстага военный совет 3-й Ударной армии утвердил девять специальных знамен, которые были изготовлены по стандарту Государственного флага СССР. Одно из них, знамя за № 5, было передано в 756-й полк 150-й стрелковой дивизии. А там, в 1-м батальоне, и служили сержант Михаил Егоров и младший сержант Мелитон Кантария. Потом эти два имени узнала вся страна. Однако был еще один человек, имя которого по праву должно было стоять рядом с их именами. Это лейтенант Алексей Прокофьевич Берест, заместитель командира по политчасти 1-го стрелкового батальона 756-го стрелкового полка.
Вот что он писал в своем письме в редакцию «Комсомольской правды» в начале 60-х (письмо тогда не было опубликовано): «Передо мной командованием была поставлена задача возглавить и обеспечить водружение Знамени Победы. В стремительном броске мы ворвались в открывшийся проход центрального входа здания, двери которого были подорваны гранатой. В это время при моем участии знаменосцами товарищами Кантария и Егоровым было закреплено армейское знамя № 5 на одной из колонн центрального входа в рейхстаг в 14.30 дня 30 апреля».
Знамя Победы на Берлином. 1945 г.
Понимая, что знамя, закрепленное на одной из колонн, совсем не то, что знамя, реющее над рейхстагом, Берест около 22 ч. вечера того же дня приказывает командиру отделения Щербине отобрать десяток бойцов для переноса знамени на фронтон.
«Товарищи Кантария и Егоров открепили знамя от колонны, и при поддержке огнем мы стали подниматься по винтовой лестнице. Вследствие артиллерийских обстрелов оказалось, что лестница в отдельных местах была разрушена, препятствие нам удалось миновать путем образования живой лестницы: становился я, на меня – товарищ Кантария, а на нас – товарищ Егоров. И в 22.50 наше советское Знамя Победы заколыхалось на фронтоне рейхстага».
(Всем известны кадры кинохроники, запечатлевшие взбегающих по ступеням Рейхстага солдат, двое из которых затем водружают знамя на фронтоне здания. Но очень немногим известно, что эти кадры постановочные, и были они отсняты фронтовым оператором не 30 апреля, а 2 мая, когда все бои практически уже отгремели.
Нужно сказать, что подобное случается не так уж редко.
У американцев тоже есть свое Знамя Победы, тоже самое главное, оно было водружено на вершине горы на одном из тихоокеанских островов. Фотография, на которой развевается знамя и стоят те, которые водрузили его, облетела весь мир, сделала солдат национальными героями, а фронтового фотографа миллионером. Потом один из солдат, квакер, покончил жизнь самоубийством, другой, индеец из племени крик, спился. И уже годы спустя выяснилось, что на самом деле весь расчет, который действительно установил знамя, был срезан японской автоматной очередью, но фотограф, не успевший сделать снимок, не растерялся, поставил возле знамени других солдат и сфотографировал их.)
Знамя уже реяло над Рейхстагом, но бои в здании продолжались. Около 4 ч. утра немцы, выбросив белый флаг, согласились на переговоры, но с офицером не ниже полковника. Тогда в Рейхстаге самым старшим по званию был комбат капитан Степан Неустроев. Он принял решение отправить на переговоры лейтенанта Береста – парня крепкого телосложения, настоящего «русского Ивана». Сам же, будучи человеком невысоким и сухощавым, пошел с ним как адъютант. Чтобы скрыть знаки различия, надели телогрейки. Неустроев потом писал в своих воспоминаниях, что Берест предложил немецкому полковнику сложить оружие в обмен на гарантию жизни, но тот огрызнулся, дескать, пусть русские сами сдаются, их, немцев, гораздо больше. Тогда Берест напомнил, что данная беседа происходит не в Москве, а в Берлине, и они не затем пришли в Берлин, чтобы сдаваться. Когда парламентеры вышли в вестибюль, эсэсовец, сопровождавший их, выстрелил в спину Неустроеву, но промахнулся. Тот, резко развернувшись, разрядил в него свой пистолет, и тотчас же вспыхнула стрельба. Завязалась рукопашная, Берест уничтожил двух «фрицев», получил несколько ранений, но остался в строю.
