23 апреля лондонская «Таймс» напечатала статью о дневниках Гитлера, где сообщалось, что Тревор-Ропер признал дневники подлинными. По иронии судьбы именно в тот день, когда «Таймс» вопреки договоренности напечатала его положительное заключение, Тревор-Ропер наконец встретился с Хайдеманом.
Хайдеман историку не понравился: он отвечал уклончиво, постоянно путался и не вызывал никакого доверия. В тот же день Тревор-Ропер позвонил в редакцию «Таймс» и предложил отменить публикацию, так как у него появились серьезные сомнения относительно подлинности документов. Однако маховик сенсации уже был запущен.
24 апреля в Германии тиражом 2 млн экземпляров вышла первая часть записок Гитлера, в тот же день выдержки из дневников появились и в лондонской «Таймс». Люди выстраивались в очередь к газетным киоскам, а тираж «Штерн» подскочил сразу на 300 тыс.
Тем временем в редакции «Штерн» уже знали, что, согласно заключению Федерального архива Германии, дневники являются подделкой. Достаточно сказать, что в красной ленте, которая украшала каждую обложку, эксперты обнаружили полиэстр… Но на состоявшейся очередной пресс-конференции руководство «Штерн» утаило это заключение, правда Тревору-Роперу рот закрыть не удалось, он успел заявить о своих сомнениях.
Когда «Штерн» 4 мая опубликовал вторую часть дневников, представители Федерального архива уже в обход журнала обратилась к населению Германии и назвали дневники наглой, абсурдной и поверхностной подделкой. Поступило заключение и от эксперта-графолога, нанятого журналом «Ньюсуик», который также назвал дневники подделкой. Наконец, был обнаружен и один из источников, использованных фальсификаторами, – книга Макса Домаруса «Гитлер: речи и заявления. 1932–1945». Разразился грандиозный скандал.
Кто же так хитро обвел вокруг пальца руководство «Штерна»? Профессором К. Фишером оказался Конрад Куяу, владелец небольшого магазинчика в Штутгарте, торгующего нацистской символикой.
Не было никаких дневников фюрера, не было сбитого самолета, всю эту историю придумал сам Куяу, он же написал и более двух десятков томов дневников Гитлера, подделывая почерк фюрера.
Этот талантливый мошенник даже не почувствовал себя виноватым. По его словам, он создал неплохой товар, использовав при написании дневников в качестве источников около 600 книг и 1200 газет.
А ведь достаточно было вспомнить, что Гитлер не любил писать, а если и писал, то делал это карандашом. Должен был вызвать сомнение и тот факт, что ни помощники Гитлера, ни секретари не знали о дневниках, хотя фюрер якобы вел их с 1932 по 1945 г.
До сих пор неясно, был ли Хайдеман жертвой обмана. Скорее всего, да. Но его, как и Конрада Куяу, судили за мошенничество и приговорили к 4 годам и 8 месяцам тюрьмы, а сам создатель дневников получил на два месяца меньше…
По материалам А. Сидоренко
Тайна отряда № 731
Одной из первых серьезных попыток Японии использовать свой арсенал бактериологического оружия была провокация вспышки чумы в маньчжурском городе Ванъемяо. Сентябрьской ночью 1945 г. маршал Малиновский, успешно завершивший антияпонскую операцию, доложил из своей чанчуньской ставки в Кремль Верховному: «Товарищ Сталин, в городе Ванъемяо, определенном нами как основной отправной пункт возвращения войск на Родину, чума. Помимо сорока тысяч местных жителей здесь по решению ГКО в лагерях сконцентрировано для отправки около четырехсот тысяч военнопленных, сотни эшелонов с трофеями. Чума заброшена из тайника 731-го японского объекта бактериологического оружия».
Верховный распорядился локализовать и обуздать эпидемию, всю информацию о вспышке засекретить. Он согласился с предложением назначить координатором работ заместителя начальника оперуправления фронта генерала Светличного, который здесь, исполняя постановление Госкомитета обороны, комплектовал физически годных военнопленных для работы на объектах народного хозяйства и особенно на строительстве Байкало-Амурской магистрали.
Японцам не удалось скрыть тайну отряда № 731
Очень скоро в городе уже действовала группа главного эпидемиологического фронта профессора Первушина и начальника фронтового эвакопункта полковника медслужбы Пятницкого. Получив от них подтверждение о распространении чумы, Светличный собрал командиров частей, охарактеризовал обстановку и приказал вывести войска из города, расположить их в 20 км от Ванъемяо в палатках, изолировать себя от внешнего мира сплошной траншеей, держать связь по рации, питаться сухим пайком и находиться в состоянии повышенной боевой готовности. В ночное время кострами освещать окружающую местность и ни в коем случае не пропустить к себе извне ни одно живое существо. Отдельным частям поручалось оцепить город, выставить заградотряды и также никого никуда не выпускать.
В первую же ночь, как вспоминали члены пикетов, из города на них пошли вереницы китайцев. У многих уже были явные признаки болезни. Люди умоляли пропустить их, но отозваться на мольбы – значило выпустить эпидемию из-под контроля. Не помогали призывы местных медиков, звучавшие через рупоры, вернуться домой и заверения о том, что именно там их спасение: люди буквально лезли на автоматы, пытаясь прорвать живое кольцо и дополнительные пикеты… И над их головами понеслись пули…
Оказалось, они шли напролом потому, что японцы каждый раз после испытаний действия бактерий на населении поджигали села, уничтожая больных людей вместе со здоровыми. А такое здесь случалось часто: в 30 км отсюда размещался один из объектов пресловутого 731-го маньчжурского отряда – главной базы самураев по созданию запасов бактериологического оружия.
Но вернувшихся в город (точнее – возвращенных автоматными очередями) уже на рассвете встретили на улицах советские врачи. Облаченные в защитные костюмы, они начали всеобщую вакцинацию населения и пленных, смело шли в зараженные кварталы, даже в семьи, в которых уже видели на телах язвы бубонной чумы.
Еще через два дня Ванъемяо был засыпан хлорной известью, а на каждом углу и перекрестке стояли автоматчики в противоипритных костюмах: они уничтожали бродячих животных, контролировали людей, пытавшихся перебегать от фанзы к фанзе. Угроза применения оружия заставила несчастных покориться, хотя никто не верил в спасение. А медики и военные продолжали гасить очаг эпидемии.
Спустя три недели блокада была снята. Чума унесла жизни меньше 100 человек. Среди советских воинов никто не заболел. Все медики были удостоены боевых наград. Так удалось не только обезвредить первую бактериологическую бомбу, но и выполнить постановление ГКО «О строительстве Байкало-Амурской железнодорожной магистрали» и в назначенные сроки отправить на объекты народного хозяйства Сибири и Дальнего Востока почти полмиллиона военнопленных. Сто восемьдесят тысяч самых сильных сформировали в шесть отрядов. Им предстояло искупать вину своих правителей-милитаристов на трудовом фронте победителя, прокладывая рельсы между Тайшетом, Комсомольском-на-Амуре и Советской Гаванью.
