Истома, которой опасался Джаны-бек, вскоре действительно настала для него. 30 апреля 1479 года великий князь Иван Васильевич отправляет посольство уже снова к Менглы-Гераю, поздравляя его с возвращением на ханство и с пожеланием ему впредь прочно усидеть «на отца своего месте на своем юрте»[762]. А как это произошло, из княжеского наказа не видно: посол просто говорил Менглы-Гераю: «А в ярлыке писал еси, и люди ми твои сказали твое здоровье, что Бог тебя помиловал, на отца твоего месте и на твоем юрте осподарем учинил»[763]. Есть тут упоминание и о Джаны-беке. «Князь великий велел говорити: писал еси ко мне в своих ярлыцех с своим человеком с Алачем о своем недруге о царе Зенебеке, чтобы мне своего для дела к собе его взяти. И яз его к собе взял и истому есми своей земле учинил тобя для, и вперед есми хотел ею у собя држати твоего для дела»[764]. Из этого как будто выходит, что Джаны-бек мог быть тоже какой-то авантюрист из сильных татарских вельмож, каким был в свое время Идику, только не имевший счастья и удачи последнего. Московский великий князь, предлагая ему у себя гостеприимство, в сущности готовил для него ловушку, из благожелательства к Менглы-Гераю, с которым у него раньше установилась дружба, и шансы которого на возвращение к власти не ускользнули, вероятно, от дальновидных московских политиков. Но, прежде чем совершалось его возвращение Менглы-Герая к власти, где же он находился в то время, пока другие занимали ханский престол в Крыму?
Он сидел в плену у турок, попавшись к ним во время взятия Кафы, а по иным сведениям – Манкупа. Подробности этого приключения собраны у Вельяминова-Зернова[765]. Там же находится и рассказ Мухаммед-Ризы о событиях, которыми сопровождалось обращение Менглы-Герая к султану за помощью в борьбе с своими противниками и добровольное признание Менглы-Гераем верховной над собой власти султана[766]. Рассказ этот, заключающий в себе доказанные В.-Зерновым ошибки, сочинен Ризою ради того, чтобы отвергнуть факт пребывания Менглы-Герая в плену у турков и восстановления его на ханство с их же помощью, что он положительно отвергает, как великую нелепость, так говоря с свойственной ему высокопарностью: «Да не будет сокрыто, что написанное некоторыми историками о том, как, в то время когда крепости Кафа и Манкуп были взяты победоносной армией, отправленной с благосветлой стороны его величества султана Мухаммеда – да сияет могила его! – будто бы Менглы-Герай-хан попал в пленнические узы, а спустя некоторое время будто бы падишах, пожаловав его значком и знаменем и прочими ханскими регалиями, отправил его в ту страну – все это вне скрижали правдивости и вероятия и вне стези истины. Мужам разума и совершенства это будет ясно и очевидно из следующих слов»[767]. Затем идет сочиненный Ризою рассказ, долженствующий подтвердить лживость других историков.
Чувство национальной гордости увлекло и других крымских бытописателей последовать за Сейид-Мухаммед-Ризою. Автор «Краткой Истории» тоже пишет: «А что будто бы Менглы-Герай при завоевании Манкупа попался в плен, а потом его присутствие, султан уж почтил его значком и знаменем, то хотя оно так и написано в некоторых историях, но, судя по самому писанию, ясно, что это лишено основания»[768]. Впрочем, тут же присовокупляется тот факт, что после завоевания Кафы турками Менглы-Герай вместе с пашой (т. е. с Гедюк-Ахмед-пашой) отправился в Стамбул поздравить султана с этой победой, и что там же состоялось утверждение его в ханском достоинстве и признание им своего подчинения султанам Османского дома[769].
Наконец Халим-Герай совсем даже и не упоминает о плене своего предка, а все приписывает доброй воле Менглы-Герая, который будто бы, посоветовавшись с своими благожелателями, первый обратился к султану Мухаммеду за помощью против своих недругов; а потом сам же предложил султану свое добровольное подданство и был за это осыпан со стороны султана несчетными милостями и почестями[770].
Но не все местные крымские историки-патриоты так пристрастно относятся к факту плена Менглы-Герая, чтобы или совсем его отрицать, или смягчать, обращая в добровольную поездку его в гости к султану. Так Мухаммед-Герай, повествуя о событиях своего времени, как-то однажды к слову вспоминает о начале подданства Крыма туркам и изображает этот факт в следующем виде. «Выведенные Гедюк-Ахмед-пашой из венецианской крепости (т. е. Кафы) мусульмане, – пишет он, – были отправлены в Стамбул для расправы с ними. В то время Крымский хан, покойный Хаджи-Герай-хан уже умер. Для вступления на владетельный трон никого не было, кроме праведного сына его Бенлы-Герай-султана. А между тем упомянутый султан тоже каким-то путем находился в плену у франкских гяуров. Тогда крымский народ сообща написал донесение и послал с ним человека в столицу султаната к его присутствию, покойному султану Мухаммед-хану. Они вот что докладывали: “Теперь наш падишах умер. У него осталось одно любезное чадо. Но оно тоже попало в плен в руки к гяурам франкам. Стране же мусульманской быть без государя никак не возможно. А потому мы у вашего счастливого Порога просим и молим, чтобы вы сжалились над нашим печальным положением и назначили одного из ваших царевичей в нашу страну падишахом”. Когда грамота их пришла в августейшему Порогу (т. е. в Порту), то все сообща государственные мужи и правительственные сановники хорошенько посоветовались об этом деле. А между тем привезшие грамоту шатались и глазели по некоторым константинопольским базарам. Только вдруг они видят среди прибывших из Крыма полоняников одного молодого юношу, и как только признали его, так тотчас же упали ему в ноги и подняли крики и вопли. “Вот судьба-то нам! – говорили они, – ведь это наш царевич, великое чадо покойного Хаджи-Герай-хана, Бенлы-Герай-султан! Он сделался полоняником, и теперь спасен”. Дали знать о случившемся султану Мухаммед-хану. Высокостепенный падишах, да и вообще все люди дивились необыкновенной премудрости Господа Бога. А его величество, повелитель изрек такое перлосеющее слово: “Никто не возьмет ничьего жребия!” и велел поспешно привести (Менглы-Герая) в свое высочайшее присутствие. После того как его облекли в украшенные по-царски одежды и в роскошный халат, они заключили между собой такой договор: “Мы, мол, не станем, в противность светлому Закону Божию, улучив благоприятный момент, убивать или изъянить один другого. Помогая во всех делах друг другу, будем мстить врагам веры, сквернообычным гяурам, ведя с ними священные брани. Впредь твои чистые потомки (т. е. потомки Менглы-Герая) будут от меня (султана) принимать санкцию своего достоинства, и на хутбе сперва мое имя, а потом уже имя почтеннейшего хана будет поминаться. Эти условия, будучи безотлагательно облечены в форму письменных документов, должны быть с обеих сторон соблюдаемы”. Султан предложил, а хан принял и был удостоен целования руки. Потом с пожалованием, при полной торжественности и почестях, знамени, барабана и литавров, Бенлы-Герай-султан назначен был ханом в область Крымскую. Договорные грамоты обеих сторон были написаны; а он благополучно и торжественно был отправлен в Крым. Тавов-то вот, как описано, был Бенды-Герай-хан, великий отец блаженного и покойного, известного и знаменитого воителя и мученика Сахыб-Герай-хана. Упомянутый договор с течением времени забылся среди людей; но у почтенных падишахов он известен и признан»[771].
Сколь ни замысловат на первый взгляд приведенный рассказ об окончательном водворении в Крыму Менглы-Герая в качестве единовластного хана, однако же он более всех похож на правду, потому что более согласуется с некоторыми другими данными истории. И Ланглес, на основании восточных источников, тоже говорит, что Менглы-Герай был отвезен в Константинополь, где он оставался в почетном плену до 883 = 1478—9 года[772]. Сестренцевич-Богуш подтверждает тот же факт, ссылаясь на имевшиеся у него данные, только прибавляет, что Менглы-Герай со многими другими султанами был сослан в ссылку[773], хотя в то же время все три года был в милости у султана Мухаммеда[774]. Эти сведения, приводимые у означенных писателей, как нельзя более вяжутся с преданием, сообщаемым Мухаммед-Гераем, и с тем, что в Крымских Делах, как мы видели, следы каких-либо сношений с Менглы-Гераем исчезают с 1475 года вплоть до 1479 года – это тоже знаменательный факт. Из турецких историков подробнее всего описывает приключения Менглы-Герая Дженнаби. Рассказ его, целиком приведенный у В.-Зернова в тексте и переводе[775], в главных чертах тоже сходен с преданием Мухаммед-Герая. Маловероятен тут только один эпизод, несколько отзывающийся романтизмом. Менглы-Герай должен был, говорит Дженнаби, заодно с прочими узниками, захваченными во время разгрома Манкупа, подвергнуться смертной казни. Визирь уже готов был привести в исполнение данное ему предписание, как вдруг (sic!) султан одумался и послал к визирю гонца с приказанием не убивать сына царя татарского. Посланный застал Менглы-Герая творившим последнюю молитву с двумя земными поклонами; около него находился палач и ждал окончания молитвы, чтоб отрубить ему голову. Менглы-Герай был пощажен, всех же остальных казнили. Вслед за тем благоверный султан приблизил Менглы-Герая к себе, осыпал его почестями и милостями и пожаловал ему великолепный двор невдалеке от своего собственного дворца. Государь не переставал оказывать Менглы-Гераю всякого рода почет и уважение до самой той поры, пока великий эмир Эминек-бей не обратился к высочайшему двору с прошением: «Слышали мы, – говорил он, – что властитель наш находится у вас; умоляем ваше величество прислать его к нам не мешкая, так как за неимением царя все дела наши пришли в расстройство. Пусть весь край будет собственностью султана, а Менглы-хан пусть будет его наместником». Благоверный султан «согласился на просьбу Эминека, пожаловал Менглы-хану царство Дэштьское, даровал ему барабан и знамя и послал его в его землю в сопровождении войска. Когда Менглы-Герай прибыль в Дэшть, Эминек-бей встретил его с дэштьским войском. Хана приняли с восторгом и посадили на престоле в Крыму»[776].
