— Еще я была в Бразилии, во время карнавала. Если
карнавал сам не увидишь, понять, что это такое, не сможешь. Это, я скажу тебе,
зрелище, — примерно с полчаса я рассказывала о карнавале. Решив, что мы
достигли взаимопонимания, я без нажима спросила:
— А ты, значит, из Грузии? А у меня тетка в Тбилиси.
— Ясно.
— Красивый город.
— Часто ездила?
— Каждое, лето. В детстве. Я любила у них гостить. У
тетки своих детей нет, мне она всегда была рада. Муж у нее очень добрый, меня
любил.
— Ну, это неудивительно.
— В каком смысле? — насторожилась я.
— В смысле, что в детстве ты была примерной девочкой.
Не шалила, по деревьям не лазила, конфет из шкафа не таскала. Так?
— В общем, да, — согласилась я, хотя и имела
другую версию моего детства, продолжила рассказ. — У них машина была, мы
на ней к морю ездили, обычно в Батуми.
Я красочно рассказывала о своем детстве, воспевая солнечную
Грузию и ее замечательный народ, ярким представителем которого был мой
дядька-грузин. Гиви слушал с интересом, а я углубилась в воспоминания и рассказала,
как давным-давно ходила на концерт ансамбля «Орера», я даже спела: «Тополя,
тополя», правда, только припев. Покопавшись еще в памяти и больше ничего не
обнаружив, я вздохнула и сказала:
— Да, чудесный город.
— Наверное, — пожал плечами Гиви, — я там
никогда не был. Родился и вырос в Москве.
«Свинья», — хотелось сказать мне. Конечно, я и о Москве
могла бы поговорить, но желания больше не было. В общем, мы пообщались вполне
душевно. Потом я в гамаке прилегла с книжкой, но не читала, а за Гиви наблюдала,
но, видимо, что-то проглядела. В какой-то момент, поймав на себе его взгляд, я
вздрогнула, почуя опасность. Пожалуй, благодушествовала я зря. Вообще-то я
самолюбива, и когда дам маху, всегда злюсь, и сейчас я разозлилась, но,
напустив на себя некоторую придурковатость, продолжала листать книжку.
Утром мы с Мишкой отправились мне за платьем. Мишку я уже
терпеть не могла за сальные шутки и непредсказуемое поведение. Мы разругались
почти сразу, и он грозиться начал, только я его не больно боялась и совсем не
слушала. Платье выбрали быстро. Оно мне совсем не шло, потому и устроило. Дрянь
редкая, если честно. Спина голая, узкие тесемки на шее завязываются, в общем,
хуже не бывает. Павлу должно понравиться. Но не понравилось. И правильно.
Выглядела я в нем, как корова на коньках. На корову я вовсе не похожа, это я
так, образно. Павел взглянул на мой торжественный выход на веранду и
поморщился. Конечно, я не ожидала что-нибудь в духе известной сцены из
«Красотки», но все-таки было обидно.
— Может, мне юбку с блузкой надеть? — предложила
я.
Павел рукой махнул:
— Поезжай так, какая разница.
Это как посмотреть.
Платье длинное, я к такому не привыкла, в машине подол
дверью прихлопнула, лучше он от этого не стал, а в казино (приехали мы,
конечно, туда), при входе в ресторан, я на подол наступила и едва не упала, чем
испортила эффект нашего торжественного появления. Впрочем, блистать особенно
было не перед кем: никого из высших чинов не наблюдалось, о чем я не сожалела,
поинтересовалась только:
— Мы здесь надолго, или начнем бродить туда-сюда?
— Павел, — влез Мишка, — давай я ей по зубам
съезжу?
— За что это? — испугалась я. — Я вилок не
роняю, скатертью руки не вытираю, за что же по зубам?
— Было бы за что, — философски заметил
Мишка, — давно б убили.
Павла наша перепалка совершенно не интересовала, скорее
всего он ее и не слышал. Тут в зале появился близкий друг и помощник Косого, об
этом Гиви сообщил. Посмотрел на нас, стал суетливым и быстро исчез. Где-то
через час пришел Афганец, на этот раз мужскую компанию разбавляли две женщины,
мне они не понравились. Мотины ребята, человек десять, шумно пили за столом в
углу и на нас косились. Зачем мы здесь — не понимают, а спрашивать — не
ответят. Ходим, как на работу. Сидим, ждем чего-то. Есть мне совершенно не
хотелось, да и вредно это на ночь глядя. Вот испортят мне желудок. Я вилкой
узоры на скатерти чертила и публику разглядывала.
И тут началось. Сначала возникло странное такое чувство
вакуума, по спине холод пошел, а сердце билось в ребра, как птица в прутья
клетки. Я испугалась и почему-то на Афганца посмотрела. Он кивнул едва заметно,
так, не кивок даже, а легкий поворот головы, но чувства мои, обостренные
страхом, успели уловить это движение, взгляд метнулся туда, куда смотрел
Афганец. И я увидела его. Точно призрак с черным сплюснутым лицом, он вышел
из-за ширмы. Выстрел грохнул почти сразу, но в те немыслимые секунды я успела
завизжать, вскочить и рухнуть на Павла, сидящего слева. Стулья здесь были
легкие, витые и никуда не годные. Ножка сломалась, и мы оказались на полу.
Лично я сразу закатилась под стол, потому что тут такое
началось… Палили со стороны Афганца, из угла, где гуляла Мотина шпана, палили
Гиви с Мишкой и охрана казино. Визжали женщины, матерились мужики, все это
сливалось в шум, который мои ушные перепонки не в состоянии были вынести. Я
тоже повизжала — от страха, ну и чтоб убедить себя, что жива и здорова. Через
три минуты стало тихо.
— Эй, — позвал Павел, наклоняясь ко мне. На
четвереньках я выползла из-под стола и спросила:
— Все? Или мне еще немножко посидеть?
— Все, — шутить он был не расположен, лицо
побледнело, а взгляд был такой, что не приведи Господи еще раз увидеть. Я
поднялась, отряхнула платье и с любопытством посмотрела по сторонам. В основном
все занимались тем же. Гиви был зол как черт и на меня косился, мне его чувства
были понятны, заслонять Павла от пули должен был он, а не я.
Я ожидала увидеть горы трупов, но, как выяснилось, стреляли
в основном по люстрам и столовым приборам. Правда, один меткий выстрел все же
был сделан: он разнес голову незадачливому киллеру. Теперь тот лежал без
головы, стена рядом выглядела тошнотворно. Официанты сбились в кучу и ошалело
молчали, а бледный потный директор собирался упасть в обморок.
Афганец был возле трупа. Там уже толпа собралась, и мы
вместе со всеми, то есть я в углу села, на стуле, и стала ждать. Покойник —
зрелище малоприятное, а без головы и вовсе никуда не годное. Его, как видно,
обыскали, ну и, разумеется, ничего не нашли. Все вроде как озадачены были. А
Павел так злился, что просто жуть. Это потому, что от пули в голову спасла его
женщина, то есть я.
— Вряд ли это кто-то из наших, — заметил парень
рядом с Афганцем, судя по всему, соратник. — Гастролер.
