В доме повторилась сцена недельной давности: мужики
расселись в креслах по кругу и уставились на меня. Правда, сейчас не было
Мишки, и это не очень огорчало.
— Ну? — сказал Павел.
— Что ну? — передразнила я.
— Первый муж был автогонщик, и ты гоняешь на машинах,
второй — мент, и ты палишь из пушки, точно киллер. Так, что ли?
— Не совсем, — пожала я плечами.
— Может, расскажешь что-нибудь? Выстрелила случайно и с
перепугу попала.
Я томилась, переступала с ноги на ногу и пол рассматривала.
Спросила:
— Подробно или коротко?
— Чего ж коротко. Время есть. Давай подробно.
— Ладно. Когда я училась в университете, наш декан…
надо объяснять, кто это?
— Перебьемся.
— Хорошо. Ну, вот, наш декан, в прошлом сам спортсмен,
окончательно свихнулся на спорте. Если ты не КМС, о хорошей жизни и мечтать не
стоило. А я ленива. Бегать, прыгать не люблю. Потому и выбрала такой вид
спорта, где много двигаться не надо. Все? Или подробнее?
— Та-а-ак, — сказал Павел. — Может, ты нам
заранее что-нибудь поведаешь о своих талантах?
— Ну, не знаю. Вроде бы Бог не обидел. В теннис играю.
Прилично. В карты мне всегда везет. В «очко» со мной лучше не садитесь, это я
вас по-свойски предупреждаю, потому как мы теперь вроде бы подружились, а своих
грабить грех. Пою. Я ведь вам пела? Вроде бы все…
— Карате, дзюдо? Может, ходишь сквозь стены? —
ядовито поинтересовался Павел.
— Нет, ничего похожего, — заверила я и тоже
съязвить решила:
— Вы как будто моей биографией интересовались.
Помнится, ты тыкал в Гиви пальцем и велел узнать все. Чего ж узнавали плохо?
И тут Гиви удивил меня в третий раз, не иначе как
вознамерился попасть в Книгу рекордов Гиннеса. Глядя в пол, он вдруг брякнул:
— Павел, она красивая баба.
— Вижу, не слепой, — хмуро отмахнулся тот.
— Ты не понял. Когда дурацких рож не строит, она
действительно красивая баба. Я за ней наблюдал. От нее… током шарахает, вот
что…
— Ага, — хмыкнула я, — как от розетки.
— Павел, она — левая, — не унимался Гиви.
— Я и не скрывала, что левша, только вы не спрашивали…
— Ты мне дуру не гони…
— Я на месте стою и вообще не двигаюсь.
— Заткнись, — сказал Павел, меня дважды никогда
просить не надо.
— Павел, говорю тебе, она левая. Неспроста все. И нервы
у нее железные, а выдержке мужик позавидует. Ты мне скажи, ты многих людей
встречал, чтоб могли тебе в глаза смотреть? А эта смотрит. Моргает, как собака,
и смотрит.
— Может, я просто не знала, что нельзя, — решила я
вмешаться.
— Раздевайся, — вдруг сказал Павел.
— Что? — не поняла я.
— Раздевайся. Обыщи ее, Гиви.
— Не буду, — взвизгнула я.
— Заткнись, пока не убил.
И я стала раздеваться. Гиви потрошил одежду, проверяя каждый
шов.
— И что ты ищешь, интересно? — спросила я, но было
так стыдно, и вообще я не выдержала и заревела от обиды. Так мне горько стало,
что они со мной такие гнусности проделывают, а я ответить достойно не могу.
Слезы по моим щекам катятся, я зубы сцепила и в пол смотрю. Сначала Гиви
прицепился к медальону. Странно, что он его раньше не заметил.
— Это у тебя откуда? — спросил.
— Можно подумать, это бивень слона или яйцо динозавра.
Мне этот медальон друг подарил. Уезжал в Канаду на новое место жительства и
подарил. Сказал, привез из армии. Что тут особенного?
— Ничего. Смотри, Павел, — не унимался Гиви,
разворачивая меня спиной. — Как думаешь, что это за след?
— Пуля, — сказал Павел, голос мне не понравился.
— Это под лопаткой, что ли? — решила вмешаться
я. — Никакая это не пуля, спятили совсем. Я сейчас объясню. Когда мне было
одиннадцать лет, мы играли на стройке. Я упала и угодила на металлический
штырь. В реанимации лежала. Врачи опасались за мою жизнь, У меня дома
медицинская карта, там все написано, можете прочитать.
— Менты еще не такие штуки проделывали, — заметил
Витек, а его-то кто спрашивал?
— Еще что-нибудь? — спросила я, шмыгнув
носом. — Или можно одеться?
— Оденься, — устало сказал Павел. Но Гиви там, в
подвале, видно, последние мозги отшибло, он твердил как заведенный:
— Павел, она водит машину лучше, чем Витек, стреляет
лучше меня и, извини, Павел, соображает быстрее, чем ты. На ней медальон из
стреляной гильзы, на спине след от пулевого ранения. Кого мы имеем, Павел? И
что мы вообще делаем в этом городе?
— Мы мочим наших братьев, — грустно заметил Витек.
Чего это он сегодня разговорился?
Павел сидел хмурый и пугающе молчаливый. Поднял голову,
взглянул в упор и вдруг спросил:
— Ты кто?
— Как это? — опешила я.
— Я тебя спрашиваю, кто ты?
Я тяжко вздохнула:
— Что за напасть. Агент парагвайской разведки 008. Бью
током, как розетка. А на унитазе подолгу сижу, потому как у меня в нем рация.
— Не смешно, — сказал Павел, — будет очень
больно.
Тут я опять заревела, потому что испугалась, и сказала:
— Я говорю правду, а ты мне не веришь. Почему ты мне не
веришь? Что я сделала такого, чтоб ты мог меня подозревать? Подозревать, что я
хочу тебе вреда? Я хоть раз сделала что-то, чтобы помешать тебе? Я только и
делала, что спасала ваши задницы. Не я виновата, что все против меня
оборачивается. И ты не хочешь мне верить. Что бы я ни сказала, все будет против
меня, потому что ты не хочешь мне верить. И ничего я с этим поделать не
могу, — тут я так разревелась, потому что испугалась очень, ну и от обиды,
конечно. Павел поднялся, подошел ко мне и сказал:
— Если ты левака давишь, скажи сейчас. Я прошу.
Клянусь. При мужиках говорю: прощу и зла держать не стану. Менты?
Я всхлипнула, посмотрела жалостливо, его за руку схватила и
сказала, чуть не заикаясь:
— Павел, пожалуйста, поверь мне…
— Менты?
