Память великого князя, точно под лупой выхватывавшая самые незначительные предметы, – черта наследственная, отличавшая впоследствии Павла I и его сыновей. Они обращали внимание на тончайшие детали оружия, формы, фортификационных сооружений, платья, церемониалов и т. д. Но болезненное внимание к подробностям, порой закрывающим целое, – свойство развивающейся шизофрении. Как в басне: «А слона-то я и не заметил». Прусский посланник К.В. Финкенштейн писал о Петре в 1748 г.: «Привержен он решительно делу военному, но знает из оного одни лишь мелочи»202. Эти-то мелочи и составляли для Петра главное. Точно так же, как с войной, дело обстояло и с лингвистикой: за россыпью слов он не видел языка, народа, страны…
«ПАЛЕЦ С РУКИ» ПЕТРА ВЕЛИКОГО
Но самый трудный вопрос в образовании Петра Федоровича – это собственные уроки профессора. По приезде Петра в Россию императрица Елизавета озаботилась получить из-за границы планы воспитания европейских коронованных особ. На их основании были составлены проекты обучения ее племянника. Один из них принадлежал статскому советнику фон Гольдбаху, бывшему наставнику Петра II. Другой – члену Российской академии наук Якобу фон Штелину. Последний пришелся государыне больше по душе, потому что «он особенно соответствовал именно этому, а не какому другому принцу». В скромности профессору не откажешь: еще не видев Карла-Петера, ученый муж уже знал, что тому подходит.
Впрочем, кандидатура была выбрана удачно. Уроженец Швабии и выпускник Лейпцигского университета, Штелин сам приехал в Россию в 1735 г., т. е. всего за семь лет до своего ученика, и не только по происхождению, но и по всей прошлой жизни был для мальчика своим – немцем. В юности он дружил с сыновьями И.С. Баха, играл на флейте в студенческом оркестре под управлением знаменитого композитора. Увлечение музыкой также сближало наставника с принцем. Еще на родине Штелин создавал проекты иллюминаций и фейерверков, а Петр страстно любил последние и, если вспомнить его отношение к пожарам – ни один из которых он не мог пропустить, – отличался родом пиромании. Таким образом, великому князю «особенно соответствовал» не столько план занятий, сколько сам педагог.
Если у Петра Федоровича имелись добрые задатки, то развить их мог только такой энциклопедически образованный человек, как Яков Яковлевич. Кажется, не было области культурной жизни, которой бы не касались его труды. Он писал оды, редактировал немецкое издание «Санкт-Петербургских ведомостей», сочинял статьи по философии, истории, музыке, изобразительному искусству, нумизматике, составлял каталоги художественных коллекций. Ему принадлежит издание книги «Подлинные анекдоты о Петре Великом»
[8], для которой Штелин много лет собирал материалы203.
Вместе с тем профессор не был и кабинетным сухарем. Напротив, он старался составить программу так, чтобы как можно больше рассказать мальчику без нажима и тупого зазубривания, развлекая и отвлекая от скучной стороны учебы. Возможно, тут Штелин переусердствовал, и именно эта черта занятий дала Екатерине повод сказать, что профессор больше играл, чем учил ее супруга. «Он прочитывал с ним книги с картинками, – писал о себе Яков Яковлевич в 3-м лице, – в особенности с изображением крепостей, осадных и инженерных орудий; делал разные математические модели в малом виде и на большом столе устраивал из них полные опыты. Приносил по временам старинные русские монеты и рассказывал при их объяснении древнюю русскую историю, а по медалям – Петра I»204.
Два раза в неделю педагог читал царевичу газеты и «незаметно объяснял основание истории европейских государств, при этом занимал его ландкартами этих государств и показывал их положение на глобусе… Когда принц не имел охоты сидеть, он ходил с ним по комнате взад и вперед и занимал его полезным разговором».
Обучение строилось как бы исподволь, закрывая любопытными вещами – монетами, картами, моделями для опытов – сам предмет. Внимание мальчика фиксировалось на «мелочах», которые Петр так ценил. Здесь нельзя отказать профессору ни в передовом стремлении к учебным пособиям, ни в понимании психологии подопечного. Недаром он «приобрел любовь и доверенность принца».
В «Экстракте из журнала учебных занятий его высочества…» Штелин отлично описал свои методы: «…При всяком разговоре напоминалось слышанное… На охоте, по вечерам для препровождения времени просматривались все книги об охоте с картинками… При плафонах и карнизах объяснены мифологические метаморфозы и басни… При… кукольных машинах объяснен механизм и все уловки фокусников… При пожаре показаны все орудия и… заказаны в малом виде подобные инструменты в артиллерии… На прогулке по городу показано устройство полиции… При министерских аудиенциях объяснено церемониальное право дворов»205.
Сама Елизавета поставила перед наставником такую задачу. «Я вижу, что его высочество часто скучает, – сказала она на первой же аудиенции, – …и потому приставляю к нему человека, который займет его полезно и приятно».
Нужно было заполнить пустое время Петра интересными и необременительными вещами. О том, что знания далеко не всегда даются без труда, следовало пока забыть. Мальчика не приучали работать, чтобы добывать крупинки знаний. И как только мягкое, неприметное навязывание информации прекратилось, Петр забыл, чему учился.
Профессор не скрывал, что занятия шли урывками. Елизавета сразу возложила на цесаревича представительские функции, постоянно возила его с собой и предъявляла как своего наследника – гаранта собственных прав. Штелин не понимал, зачем это делается, и восставал против «разных рассеянностей».
Напрасно полагать, будто одна Екатерина жаловалась на оловянных солдатиков супруга. Ей они мешали в постели, а Штелину на уроках: «У принца были и другие развлечения и игры с оловянными солдатиками, которых он расставлял и командовал ими… Едва можно было спасти от них утренние и послеобеденные часы».
Апеллируя к запискам Штелина, принято утверждать, что у Петра III были способности к точным наукам. Однако педагог писал только, что его ученику нравились геометрия и фортификация: «Учение… шло попеременно то с охотой, то без охоты, то со вниманием, то с рассеянностью. Уроки практической математики, например фортификации, инженерных укреплений, шли еще правильнее прочих, потому что отзывались военным делом. При этом его высочество незаметно ознакомился с сухими и скучными началами геометрии… Иногда преподавались история, нравственность и статистика (экономическая география. – О.Е.), его высочество был гораздо невнимательнее, часто просил он вместо них дать урок из математики; чтобы не отнять у него охоты, нередко исполняли его желание».
Вот права Петра Федоровича на способности к точным наукам! Они «шли правильнее прочих». «Экстракт из журнала учебных занятий» показывает, что все дисциплины, преподававшиеся Петру, входили как бы в три большие темы: «История и география»; «Математика и физика»; «Мораль и политика».
