Короче, чтобы «из искры возгорелось пламя», чтобы начались революционные выступления рабочих и крестьян, он решил убить царя. Правда, поведение Каракозова во время и после покушения было вовсе не героическим. Он вел себя как человек, слабо владеющий собой, испытавший сильное потрясение и забывший в результате принципы, которые провозгласил в своей недавно написанной прокламации.
Как гласил обвинительный акт Верховного Уголовного суда, обстоятельства дела были таковы:
«4 апреля 1866 года, около 4 часов пополудни, когда Государь Император, по окончании прогулки в Летнем саду, выйдя на набережную р. Невы, приблизился к своему экипажу, неизвестный человек, стоявший в толпе народа, собравшейся у ворот сада, выстрелил в Священную Особу его Императорского Величества.
Провидению было угодно сохранить драгоценную для России жизнь возлюбленного монарха.
Крестьянин Костромской губернии, Буйского уезда, Молвитинской волости, села Молвитина, Осип Комиссаров, стоявший в толпе народа, увидевший направленный в Государя Императора пистолет, толкнул преступника в локоть, вследствие чего пуля пролетела над головою его Величества.
Сделавший выстрел побежал вдоль Невы, по направлению к Прачешному мосту, но был задержан городовым, унтер-офицером дворцовой команды Степаном Заболотиным (бляха № 66), который вырвал у него двуствольный пистолет, другой курок которого был взведен, и унтер-офицером жандармского эскадрона Лукьяном Слесарчуком и доставлен в III отделение собственной его Императорского Величества канцелярии».
Государь записал в дневнике об этом событии кратко «Гулял с Марусей и Колей (детьми. – Р.Б.) в Летнем саду… выстрелили из пистолета, мимо… Убийцу схватили… Общее участие. Я домой – в Казанский собор. Ура – вся гвардия в белом зале…»
При задержании Каракозов назвал себя крестьянином одной из южных губерний Алексеем Петровым. При нем оказались: две прокламации «Друзьям рабочим!»; фунт пороха и пять пуль; стеклянный пузырек с синильной кислотой, порция стрихнина и 8 порошков морфия. Все это – сильнодействующие яды.
Принято считать, что решение стрелять в императора Каракозов принял самостоятельно. Но тот факт, что он имел при себе прокламацию и яд, свидетельствует о следовании правилам, которые Ишутин предписал членам «Ада»: в случае необходимости покончить с жизнью, имея при себе только революционную листовку, а чтобы труп не опознали, разгрызть капсулу с гремучей ртутью, произведя взрыв. Не имея такой капсулы, Каракозов обзавелся ядом.
Но тут проявляются странности его поведения. Из двуствольного пистолета при дополнительных пяти зарядах он сделал лишь один выстрел, дав промах. После этого не застрелился на глазах ошеломленной публики, не принял яд хотя бы одного типа, а то и всех трех, выкрикнув предсмертные призывы, а бросился наутек, словно нашкодивший мальчишка. Слыша шаги догонявших, он не выстрелил в них, а когда его схватили, не оказал сопротивления.
На следствии его, по-видимому, пытали, в частности, лишением сна. Так полагал П.А. Кропоткин, слышавший об этом от одного офицера.
Суд приговорил Каракозова к повешению. На его прошении о помиловании Александр II наложил резолюцию: «Лично в душе моей давно простил ему, но как представитель Верховной власти, я не считаю себя в праве прощения подобного преступника».
Каракозова казнили при огромном стечении народа 3 сентября 1866 года на Смоленском поле в Петербурге, на краю Васильевского острова.
Ишутина арестовали по тому же делу и судили, приговорив к смертной казни как «зачинщика замыслов о цареубийстве». На следующий день после казни его двоюродного брата на то же лобное место с виселицей доставили под конвоем Николая Ишутина. Подержав его у позорного столба, надели на него саван, накинули на шею петлю.
В последний момент, как бывало не раз, подъехал фельдъегерь и привез пакет с царским помилованием. Испытание страхом смерти не прошло для него даром. В Шлиссельбургской крепости он стал проявлять признаки психического расстройства. Его отправили в Сибирь на пожизненные каторжные работы. После ареста он прожил всего 7 лет, не дотянув до сорокалетнего возраста.
Возможно, помилование он получил за то, что выдал участников своей тайной «Организации». Во всяком случае, всех их арестовали и судили. Один из них, Дмитрий Юрасов (1842–1918), на следственной комиссии показал, что после появления плана особо тайного кружка «Ад», некоторые члены «Организации» высказались против, и осуществление этого адского плана постоянно откладывали. «Когда же Каракозов, – сказал Юрасов, – сообщил кому-то из живущих со мной о своем преступном намерении и пропал из Москвы, тогда сделалось ясно, что словами нельзя шутить!» (Юрасова приговорили к бессрочной каторге, сокращенной до 10 лет.)
Покушение Каракозова стало триумфом Осипа Ивановича Комиссарова (1838–1892). Этот московский мастеровой из крестьян был возведен в дворянское достоинство и награжден деньгами как спасший жизнь императора. Хотя уже тогда высказывались резонные сомнения в этой официальной версии, более всего похожей на ловкий пропагандистский прием.
Действительно, если Осип Комиссаров толкнул Каракозова, помешав ему сделать прицельный выстрел, то почему не схватил преступника за руку? Почему не задержал его на месте преступления? Или если опешил, почему тотчас не бросился за ним вдогонку?
Промах Каракозова проще всего объяснить тем, что он не умел хорошо стрелять и вдобавок сильно волновался. Даже хладнокровный убийца без предварительных тренировок имеет мало шансов попасть навскидку в движущуюся цель с расстояния в 20–30 м. А тут вовсе не хладнокровный убийца, а нервная неуравновешенная личность, и не мишень, а человек.
Судьбоносным выстрел Каракозова оказался не только для него, но и для императора.
От этого покушения на убийство никто не пострадал. Александр II даже не испытал сильной моральной травмы. Тем не менее посмевший посягнуть на его жизнь был казнен.
Трудно сказать, почему Александр II решил подписать смертный приговор Каракозову. Ссылка на то, что сделал он это не по личным мотивам, а как представитель верховной власти, ничего не объясняет. Именно как самодержец он мог помиловать преступника.
Странно, что никто ему не объяснил пользу такого решения. Оно много бы изменило в революционном движении. Казнь Каракозова не могла напугать террористов. Она лишь укрепила их в мысли покончить с императором-злодеем. Тут уже был уместен призыв: кровь за кровь, смерть за смерть. Ведь казнили человека, не пролившего кровь, никого не убившего и даже не ранившего!
Да, он посмел посягнуть на жизнь священной особы. Но ведь священна она, эта особа, именем всемилостивейшего Бога, завещавшего прощать врагов своих, не воздавать злом за зло, дабы оно не возрастало в мире. С этих позиций христианского смирения и прощения императору следовало помиловать Каракозова.
Ясно, что политик, государственный деятель, а тем более самодержец не может всегда и во всем следовать религиозным заповедям. (В личной жизни Александр II, подобно всем другим императорам, не раз нарушал их.) Но в данном конкретном случае бессрочная каторга или пожизненное заточение в крепости были бы не бог весть какой царской милостью. Зато в общественном мнении, а особенно в народе, такой поступок вызвал бы одобрение и умиление, моральный авторитет царской власти поднялся бы на новую высоту.
