Рут села напротив гостя, в некотором отдалении, в углу, где была широкая зеленая оттоманка с круглыми подушками. Подтянула под себя ноги, совершенно нагие, и накинула на них плед.
– Вы получили на этот визит разрешение у капитана? – спросила она.
Все повторялось. Она задавала острые и неприятные вопросы, он – краснел. Краснел и молчал. При упоминании о шефе ефрейтор даже потупил глаза, дал этим понять, что явился самовольно.
– Рискованная смелость, – разглядывая гостя, заметила Рут. – Но не бойтесь, я вас не выдам…
Ефрейтор ответил благодарным взглядом и несколько осмелел. Стал разглядывать кабинет. Делал он это с поразительной легкостью, пяля глаза на каждую вещь, на каждую деталь в ней. И когда сейф, стеллаж, ковер, стол с бронзовым чернильным прибором, нож для бумаг из слоновой кости и золотистая ручка под янтарь прошли перед ним, он уставился на хозяйку. Собственно, это была главная цель, к которой ефрейтор двигался, медленно и робко переползая через мебель и все эти ненужные и мешающие ему предметы. Утомленный, но довольный, он предался теперь созерцанию красоты «шахини». Изучение прически, то есть хаотично разбросанных по щекам и шее светлых прядей, доставляло ему немалое удовольствие. В глаза хозяйки, серо-колючие и почти постоянно прищуренные, он боялся смотреть и держал взгляд на почтительном расстоянии от них – где-то у плеча, и лишь иногда со страхом к ним приближался… Только приближался, существовала какая-то запретная линия, которую ефрейтор не переступал, замирая на ней в пугливом и радостном ожидании.
Он не знал точно, зачем приехал в дом президента, никакой практической надобности в таком поступке не было. Его толкнула не осознанная еще, но настойчивая потребность увидеть снова «шахиню».
Рут поняла это. И поняла прежде, чем ефрейтор догадался о собственном желании. Она повторила себя во всем – и в настроении, и в одежде. Только встречу перенесла в кабинет, в полумрак и тишину.
– Значит, вы Исламбек? – произнесла она после долгой паузы, предназначенной для вынужденного изучения гостем кабинета.
Ефрейтор не знал, можно ли отвечать на подобные вопросы, и опять покраснел. Теперь уже не от смущения, а от испуга.
– Ну, ну… если это тайна, пусть она останется при вас, милый туркестанец, – Рут улыбнулась ободряюще, но улыбка получилась усталой и немного грустной.
Он поблагодарил ее наклоном головы и прикосновением руки к сердцу по восточному обычаю. Подтвердил этим существование тайны.
– Только Исламбек был решительнее, – сравнила Рут. – Рисковее был… Вам, наверное, рассказывал о нем капитан?
– Конечно.
– Он хорошо знал унтерштурмфюрера, во всяком случае, лучше нас всех. – Хозяйка посмотрела почему-то на сейф и остановила на нем взгляд. – Между прочим, свой путь Исламбек закончил здесь… В этом кабинете.
– Его убили? – вырвалось у ефрейтора неожиданно.
– Нет, кажется… Хотя в него стреляли. Не в доме, разумеется. В парке… – она повела бровью, указывая куда-то за стены, вдаль.
Ефрейтор забыл о капризных прядях, спадавших на лицо «шахини». Забыл о существовании запретной линии. Перешагнул ее торопливо и глянул в глаза.
– Кто стрелял? Капитан Ольшер?
Это имело для него какое-то значение. Вопрос прозвучал тревожно, и тревогу легко уловила Рут.
– Кто именно, не знаю… Но не Ольшер. Он был здесь в это время, звонил по телефону, так рассказывали…
Не Ольшер! Ефрейтор успокоился и даже вздохнул облегченно. Непричастность капитана к убийству чем-то устраивала двойника. Он имел дело только с начальником «Тюркостштелле» и лишь один-единственный раз встречался с майором, имени которого не знал. Если Ольшер не убийца, то близость к нему не вызывает опасения. «Ни один выстрел не прозвучит!» – заверил его капитан. Возможно, это правда.
– Он жив? – с надеждой в голосе спросил гость.
– Кто?
– Этот Исламбек?
– Вероятно. О казни никто не говорил. Впрочем, я могу и не знать… Тайна! – Хозяйка насмешливо изогнула губы, подчеркивая свое ироническое отношение к секретам, столь бережно охраняемым гостем и его шефом.
Ефрейтор обрел спокойствие, но оно было вовсе не нужно Рут. Спокойствие чем-то походило на равнодушие, даже безразличие. Гость уже не смотрел на «шахиню», не смущался, когда она вдруг вскидывала свои длинные ресницы и встречала чужой взгляд открыто, с ясным желанием ожечь гостя.
– А вы хотели бы видеть его живым? – полюбопытствовала она.
Такого вопроса ефрейтор не задавал себе, поэтому он прозвучал для него неожиданно и заставил задуматься.
– Мне все равно, – ответил он не совсем твердо.
– А вдруг вы встретитесь?
– Как то есть? – не понял гость.
– Обычно – Исламбек с Исламбеком, – зло, желая сбить равнодушие ефрейтора, пояснила Рут. – Разве это невозможно?
Он опять задумался:
– Не знаю…
Равнодушие, кажется, нарушилось. Гость стал нервничать: ему не нужен был тот, настоящий, Исламбек – достаточно опасностей таит узкая тропка, на которую толкает ефрейтора Ольшер. Ее бы пройти живым, как-нибудь пройти!
– Не надо пугаться, милый юноша, – засмеялась Рут. – Это же только предположение… Шутка. Не так ли? Оставим серьезную и скучную тему, к тому же еще и запретную. Тайна! – хозяйка озорно подмигнула гостю. – Я дала слово хранить тайну…
«Шахиня» позвала служанку и велела подать кофе.
– В столовой очень холодно, – пожаловалась она. – Принеси сюда!
Пока служанка возилась с прибором и готовила столик к завтраку, Рут развлекала гостя рассказами о своих поездках по лагерям военнопленных. Это были почему-то веселые поездки. Или просто Рут везло на всевозможные приключения. Однажды они заблудились в лесу и попали вместо лагеря для туркестанцев в румынскую часть, где солдаты ждали артистов. Президент с трудом отбил свою жену от компании подвыпивших артиллеристов. «Это были дюжие и решительные парни», – смеясь признавалась Рут. Другой раз ее чуть не застрелил часовой, когда она, изрядно захмелев во время попойки у офицеров караульной команды, среди ночи стала бить в сигнальный рельс, поднимая лагерь на поверку… Рассказывая, хозяйка громко смеялась, а гость застенчиво улыбался. Он плохо понимал ее быструю, изобилующую сложными оборотами немецкую речь. А возможно, и понимал, но не находил в похождениях «шахини» ничего смешного.
Когда подали кофе и служанка вышла, предусмотрительно притворив плотно дверь кабинета, Рут сказала:
– Будем пить!
Рядом с оттоманкой, в торшере, хранился коньяк. Хозяйка достала уже начатую бутылку и налила себе и гостю по полной рюмке.
– Берите и садитесь ближе, чтобы мне удобнее было угощать вас…
Он хотел пододвинуть кресло, но «шахиня» показала на оттоманку.
