Ольшер не имел ампулы, она не нужна была недавнему начальнику «Тюркостштелле» Главного управления СС. Гауптштурмфюрер рисовал себе совсем другой выход из неприятной ситуации, в которую он попал по милости фюрера – да, именно по милости фюрера, – следовало ли доводить войну до такого трагического конца! Лично он, Ольшер, так бы не поступил. Свою войну шеф «Тюркостштелле» завершил еще в начале сорок четвертого года и теперь ждал лишь удобной минуты для подписания «сепаратного мира» с противником.
Ольшер почти добровольно отдал себя англичанам. Он не сопротивлялся, не прибегал к дешевой комедии с переодеванием, не воспользовался бланками удостоверений, что лежали пачками в его сейфах, не превратился, как Гиммлер, в фельдфебеля или, как Кальтенбруннер, в коммерсанта Артура Шайдлера. Он сдался капитаном Рейнгольдом Ольшером, начальником тюркского отдела Главного управления СС. И когда его вели к машине, он чувствовал на себе любопытные взгляды английских офицеров, возможно, даже чуть испуганные взгляды, – в их руках оказался настоящий фюрер СС, начальник одного из отделов Главного управления. Не так-то часто попадаются подобные господа, во всяком случае, им попался впервые.
Ольшер знал, что будет суд. Все газеты мира требовали наказания военных преступников, расплаты за муки человечества. Он слышал эти слова по радио из России, Англии, Америки. В освобожденных районах Кубани, Украины, Белоруссии уже шли процессы над карателями и их пособниками. На первые виселицы были вздернуты недавние друзья капитана. Вздернуты еще до окончания войны. Теперь виселиц будет много. Но прежде – процессы. Грандиозные процессы. И на одном из них должен предстать Рейнгольд Ольшер, – по званию, по должности ему полагается попасть в список военных преступников. И все же гауптштурмфюрер добровольно отдал себя в руки англичан, именно англичан, для этого он перебрался на запад, ближе к театру военных действий, ближе к врагу.
Да, он сделал это добровольно, даже с чувством удовлетворения: последний год был слишком трудным и нервозным, опасность висела буквально над головой. Не все выдержали. Курт Дитрих пустил себе пулю в лоб. Он дрался – нужно же было дойти до такого идиотизма, защищать бункер Гитлера, – дрался в каменном мешке под Бель-Альянсплатц, рядом с такими же, как и сам, идиотами, и кончил путь, глотнув пулю. Впрочем, из бункера мало кто ушел живым!
Суд неизбежен – это ясно представлял себе Ольшер, но он не собирался ждать суда. Уже через неделю гауптштурмфюрер потребовал свидания с кем-нибудь из офицеров военной разведки. Ему отказали. Сослались на несвоевременность просьбы – все заняты выявлением и размещением интернированных нацистов.
Через месяц он снова попросил свидания, ему опять отказали. Так повторялось раз пять или шесть. Наконец в июле его навестил офицер британской разведки Корпс – низенький, толстенький, румяный, – совсем непохожий на англичанина.
– Вы просили о встрече, гауптман Ольшер… или как вас именуют по-настоящему? – спросил Корпс.
– Гауптман Рейнгольд Ольшер! Я не менял фамилии, – ответил гауптштурмфюрер с достоинством и добавил: – В этом не было надобности…
На розовом лице Корпса изобразилось любопытство – он округлил свои высокие и тонкие, как у женщины, брови и вытянул губы. Ответ был неожиданным: как правило, все интернированные темнили, отпирались, называли себя простыми обывателями, не имевшими никакого отношения к нацистам. Впрочем, искренности майор Корпс и должен был ожидать, – не случайно пленный настаивал на встрече именно с представителем разведки.
– Вы обязаны знать меня, – продолжал Ольшер. – Я начальник «Тюркостштелле» Главного управления СС.
– Бывший, – мягко и по-деловому поправил Корпс. И сделал это не для того, чтобы поставить на место пленного, а для формального уточнения его нынешнего положения. – И даже бывший, вы неизвестны мне…
«Играет, – подумал досадливо Ольшер. – Все играют в неосведомленность в таких случаях. Хотят иметь подтверждение из первых уст».
– Не думаю, что, идя на эту встречу, вы не поинтересовались моей биографией. И не только биографией… Я действительно начальник тюркского отдела Главного управления СС, гауптштурмфюрер Рейнгольд Ольшер… Бывший, как вы изволили подчеркнуть. Это имеет значение для факта, который я намерен вам сообщить… Но прежде мне необходимо подтверждение вашей личности.
Корпс пожал плечами и нехотя вынул удостоверение, в котором значилось, что предъявитель действительно является майором секретной службы вооруженных сил Великобритании.
– Благодарю! Теперь прошу выслушать меня.
И Ольшер рассказал Корпсу историю пакета в клеенчатой обертке, направленного через Саида Исламбека британской разведывательной службе.
– Документы переданы вам этой весной где-то в районе Нима или Альби, а возможно, и в другом месте Франции… Последнее донесение я получил из Нима…
– Что за документы? – готовясь записать сообщение в блокнот, спросил майор.
– Этого я не могу сейчас сказать, но документы носили гриф «Гехейме рейхзахе!», что определяет высшую степень их секретности… Надеюсь, вы хорошо знаете немецкий язык и нашу систему сохранения государственной тайны?
– Можете не сомневаться, – самоуверенно кивнул Корпс.
Ольшер сомневался – язык Корпс знал в силу своей служебной привязанности к Германии, но насчет системы сохранения тайны явно бахвалился. Документы с грифом «Секрет государственной важности» редко попадали к англичанам. В противном случае британской службе безопасности давно бы стало известно о специальных курсах особого назначения «Ораниенбург» и фальшивых фунтах стерлингов, на которых она так глупо попалась.
– Мое отношение к пакету зафиксировано на каждом документе оттиском пальца, – Ольшер показал на большой палец правой руки – очень холеный, бледный палец. – Оттиск сделан симпатическими чернилами синего цвета, проступающими после проявления соответствующим составом… В левом углу листа.
– Вы предусмотрительный человек, господин Ольшер! – майор посмотрел на пленного с интересом и даже с уважением – перед ним был не простой эсэсовец, во всяком случае, не грубо элементарный. – Я доложу о нашем разговоре своему шефу…
– Сегодня же? – полюбопытствовал Ольшер. В тоне его была просьба и одновременно беспокойство. Гауптштурмфюрер спешил: газеты, попадавшие в лагерь, уже кричали о предстоящем процессе над военными преступниками, обвинительное заключение против СС ожидалось со дня на день.
– Не обещаю, – холодно ответил Корпс, – холод совсем не шел этому круглолицему и розовому от сытости человеку, поэтому Ольшер его и не принял. Не поверил майору. И не ошибся.
Через час, не более, о заявлении Ольшера стало известно шефу группы, которая занималась личным составом шестого отдела Главного управления имперской безопасности, работавшего, как известно, на заграницу. Выявлялись все лица, связанные с секретными документами гитлеровской разведывательной службы, – все, кто оказался в лагерях для пленных и интернированных нацистов. Отыскивались дорожки к тайникам – уже при первых допросах стало ясно: документы или уничтожены или скрыты. Скрыты надежно. Британскую и американскую разведку больше всего интересовали планы операций по заброске агентуры в тылы противника. А что такие операции проводились, и проводились в больших масштабах, сомнений не было. О них сообщали арестованные немецкие агенты, работники курсов особого назначения и, наконец, сотрудники Главного управления имперской безопасности. Операции осуществлялись систематически, исключительно широкий размах они приняли в последние годы войны…
