Что произошло в Ниме? Кто помешал Исламбеку? И куда девался «Аист»? Кого имел в виду Галицын, когда сказал: «Человек этот жив и находится где-то недалеко…»
Где-то недалеко. Не за тем ли столиком у окна? В компании эмигрантов. Человек со шрамом на левой щеке…
Нехотя Ольшер отвел взгляд от кудрявого и занялся собственным столиком. Здесь все было нетронутым, кроме коньяка и лимона. Капитан наполнил вторую рюмку, выпил залпом и стал жевать мясо, холодное мясо в желе. Мясо было жестким, а желе трепетно нежным – оно падало с вилки, как мокрый снег, и, упав, вздрагивало в тарелке. Мясо не занимало Ольшера, хотя с ним и приходилось бороться, напрягая до судорог челюсти. Вообще ему было не до еды, он с удовольствием бы отставил тарелки, но нельзя же весь вечер сидеть с закрытым ртом – надо что-то жевать, что-то пить. Работая старательно челюстями, он изучал свой стол: небольшой квадрат, покрытый белоснежной скатертью и уставленный тарелками. Тарелок было не так много, чтобы они могли надолго занять внимание капитана – всего три, салатница же с крошечным пучком зелени и глазком лимона вообще не потребовала времени на исследование, не говоря уже о хлебнице с половинкой булочки, ее можно было просто обойти. И вот, возвращая взгляд после скучного путешествия по белому квадрату стола, Ольшер наткнулся на газету, лежавшую с краю. Эмигрантскую газету, выпускаемую Белым союзом во Франкфурте.
Ольшер не подумал сразу, почему газета на столе. Это чтиво в изобилии забрасывалось в кафе, рестораны, гостиницы – всюду, где появлялись туристы, и немудрено, что она оказалась в «Тройке». Капитан не стал бы читать газету – в эмигрантском листке печаталась невероятная чепуха о Советской России, но сейчас, когда необходимо было занять себя чем-то, он взял листок и принялся его рассматривать. Не ради любопытства, а чтобы иметь возможность изредка, через полосу, кинуть взгляд на столик у окна.
С подчеркнутым вниманием капитан проштудировал первую страницу, потом вторую, третью, добрался до четвертой – до хроники и второстепенных объявлений. И здесь наткнулся на ту самую заметку, набранную нонпарелью, в которой говорилось о кончине князя Галицына.
Ольшер не удивился. Он был подготовлен к этому известию ожиданием и предчувствием, но все же слово «смерть» заставило его вздрогнуть. Смерть на улице, от сердечного приступа. Что-то давнее, знакомое вспомнилось гауптштурмфюреру – гибель Исламбека на Берлинском кольце. Внезапная, необъяснимая и таинственная. Оба шли к Ольшеру. Оба упали в пути. Капитан ждал князя у главного вокзала ровно в двенадцать.
В заметке, между прочим, сообщалось о статье Галицына, опубликованной незадолго до этого в эмигрантской газете. Ольшер читал ее. Она была посвящена деятельности эмиграции в дни войны. Упоминался «подвиг» Саида Исламбека на Берлинер ринге в 1943 году. Смертельно раненный, говорилось в статье, он полз к своим, чтобы передать важные сведения. Какие сведения и к кому именно полз, статья умалчивала.
Ольшер отложил газету. Отложил, как что-то неприятное, таящее в себе опасность.
«Как она сюда попала?» – подумал капитан. Кажется, ее не было, когда он садился за стол и заказывал ужин. Во всяком случае, листок не запечатлелся в памяти, – скатерть была пуста. Его принес официант вместе с салатом.
Зачем? Ольшер вдруг совершенно ясно представил себе дальнейшие события. Ему угрожали. Здесь, в «Тройке».
Надо было принимать меры. Если, конечно, не поздно еще уйти. Сколько времени? Без четырех минут десять, а не двенадцать. Впрочем, и в десять в этом притоне гангстеров и диверсантов, а Франкфурт-на-Майне стал притоном, могут прирезать или пристрелить в самом людном месте. Ольшер пытливо осмотрел соседние столики – не следит ли за ним кто, особенно от окна, где сидит человек со шрамом на щеке. Вроде бы никто не следил, ничьи глаза не встретились Ольшеру: гости мирно и весело беседовали, пили, ели, были заняты своим делом.
Ольшер положил деньги на скатерть – плата за ужин, – и хотел уже подняться, чтобы покинуть зал, как к столику его приблизился человек. Торопливо приблизился.
– Ждете князя? – спросил он, усаживаясь бесцеремонно на стул и так же бесцеремонно протягивая руку к коньяку. – Князя не будет.
Это был туркестанец. Онемечившийся туркестанец с манерами завсегдатая злачных мест. От него пахло вином, и в глазах бегали наглые огоньки.
– Кто такой князь? – спокойно ответил капитан. – И почему я должен ждать его?
Спокойствие давалось Ольшеру нелегко. Внутри он был напряжен, и ощущение опасности не покидало его. Причем опасность обрела теперь конкретность, она исходила от этого развязного человека с манерами ресторанного завсегдатая.
– Фамилия князя – Галицын. А ждете его потому, что намерены получить от него товар… И не надо изображать удивление. Во Франкфурте живут деловые люди, они знают, кто продает и кто покупает…
Изображать удивление действительно было ни к чему, но Ольшер мог возмутиться, что он и сделал довольно откровенно.
– Вас уполномочил князь на этот разговор со мной?
– О нет! У нас другая фирма, – осклабился незнакомец и стал наливать коньяк в рюмку Ольшера.
– Я не хочу, – предупредил капитан.
Незнакомец не обратил на предупреждение внимания, наполнил рюмку и выпил залпом. Выпил и снова осклабился.
– Фирма другая, но товар тот же…
– Конкуренция, – уточнил Ольшер.
– В некотором смысле.
– Хотите принять заказ?
– Разумеется…
Тревога и настороженность не покинули Ольшера. Собеседник хоть и играл роль обыкновенного маклера и старался внушить, что интересуется только заработком, капитан понял – его проверяют.
– А кто вернет задаток?
Незнакомец закатил глаза и притворно вздохнул:
– Господь Бог!
– В чьем образе?
Собеседник вернул глаза с небес на землю, и в них отразилось крайнее недоумение:
– Что вы сказали?
– Поинтересовался, кому Господь Бог поручит вернуть аванс – вам или кому-нибудь повыше?
– Ах, вот что! Аванс вернете с той фирмы! – незнакомец опять обрел уверенность. – С той фирмы, что наверху… У ворот рая или в самом раю…
– А здесь? Кто здесь уполномочен Богом?.. В вашей фирме, например?
– О-о! – протянул важно незнакомец и снова наполнил рюмку коньяком. – Если вы солидный заказчик, то…
Напряжение, что испытывал Ольшер, усилилось, но теперь оно вызывалось уже не ощущением близкой опасности, а ожиданием какого-то поворота событий. Очень важного поворота.
– Каков я заказчик, вы знаете, – самодовольно произнес он. – Должны знать, по крайней мере, иначе грош цена вашей фирме!
Незнакомец начал было пить, но поперхнулся, оставил рюмку и испуганно глянул на Ольшера.
– Гауптштурмфюрер?
