– Да, да, конечно…
Ночью вместе с Ариповым Саид обошел посты, проверил казармы, выделил из числа офицеров дежурных в местах возможного скопления легионеров. Утром, опять-таки с Ариповым, отправился в лес. Сказал, что хочет найти следы встречи партизанских разведчиков с легионерами. Конечно, следов не нашли, но тропы лесные увидели. По ним кто-то хаживал. И недавно. Саид сделал для себя вывод – связь партизан с селом существует. Тайная связь.
Хозяйка дома, в который поместили Саида, оказалась предупредительной и разговорчивой. Едва лишь унтерштурмфюрер переступал порог, как на него высыпался ворох приветствий, пожеланий и заботливых вопросов. Внимание хозяйки, ее разговорчивость показались Саиду нарочитыми и, следовательно, вызвали подозрение. Вечерами, особенно в плохую погоду, женщина покидала дом. «Пойду к соседям, – говорила она. – Нет сил слышать вой ветра». Саид однажды выследил пани Волочек: соседями оказался лес. Туда уходила она под покровом темноты.
Партизанский адрес был до зарезу нужен унтер-штурмфюреру. На следующий день, едва только смерклось, пани Волочек одела плащ и сапоги, намереваясь покинуть дом. Саид преградил ей дорогу.
– Не возьмете ли вы с собой меня, пани? Очень тоскливо одному.
Пани Волочек растерялась:
– Удобно ли? Там одни женщины…
– Неужели в лесу одни женщины?
Хозяйка замахала испуганно руками.
– Матка боска! Что за черные мысли у вас, пан офицер? Какой лес! Мы коротаем вечера за богоугодным делом – молимся. Молитва наше единственное утешение.
Тогда Саид объяснил хозяйке свое отношение к молитвам и предложил свои услуги в качестве провожатого во время прогулки одинокой женщины по лесу. Она поверила. В ту же ночь Саид познакомился со связным партизанского отряда Яном Подольским. Все остальное произошло довольно просто и быстро. Штаб партизанского соединения запросил большую землю о «26-м». Пока шли переговоры в эфире, Исламбек предложил командиру отряда принять от него секретные документы Главного управления имперской безопасности. Принять немедленно, так как в любую минуту над «адъютантом Ольшера» могла разразиться гроза. После обсуждения в штабе предложения унтерштурмфюрера командир принял пакет для передачи советской контрразведке, а Исламбеку посоветовал остаться в лесу. Саид отказался. Он ждал ответа с Большой земли. Ответа и приказа.
Ответ поступил на четвертый день! Это был счастливейший день в жизни Саида.
– Командир, – сказал унтерштурмфюрер, – спасибо за гостеприимство. За все спасибо, но оставаться у вас не могу.
– Теперь мы и сами тебя не оставим, – Михаил Криворец, а командиром отряда был Криворец, обнял Саида и поцеловал. – Счастливого возвращения, друг!
В поселке Саид появился веселым и удивительно спокойным. Не похожим на себя. И решительным. Осторожность, кажется, покинула унтерштурмфюрера. Едва рассвело, он отправился к Арипову. Штандартенфюрер только встал и умывался в передней. Денщик поливал ему из ковша на руки.
Саид выпроводил денщика. Сказал полковнику, когда они остались одни в передней:
– Есть возможность перейти к партизанам…
Так прямо и сказал. И не встретил в глазах Арипова ни испуга, ни возмущения. Только любопытство. Но на всякий случай предупредил:
– Попытаетесь выдать меня, арестую и сам пущу в расход. У меня полномочия Главного управления СС.
Арипов не собирался выдавать. Но неожиданность предложения смутила его. Притом предложения, высказанного адъютантом Ольшера. Не провокация ли это?
– Перейти не одному, – пояснил Саид, – а всем полком. Сегодня вас будут ждать в ущелье. В двенадцать часов. Одного и без оружия…
Полковник промолчал. Сделал вид, что никакого разговора не было. Но в полдень под предлогом проверки дозоров поехал в лес. Встреча, видно, состоялась, потому что вернулся Арипов какой-то возбужденный.
В течение двух недель шли секретные переговоры с партизанами, потом полковник начал готовить средних и младших офицеров к переходу в лес. Так казалось Саиду. Он наблюдал и ждал. Ждал решающего дня. День почему-то оттягивался. Тогда унтерштурмфюрер спросил полковника:
– Почему задержка?
Полковник не сразу ответил. Долго размышлял, тер виски, вздыхал. Потом выдавил из себя:
– Страшно…
– Что страшно?
– Идти.
Вот она, причина задержки. О ней не подумал Саид.
– Домой идти не страшно, – попытался объяснить унтерштурмфюрер. – На своей земле всегда легче…
– Не из путешествия возвращаемся, – заметил Арипов. – И не с подарками, а с грехами. – Повиниться придется. И все же суровый приговор матери солдату принять легче, чем похвалу врага.
– Солдату – да… – Арипов думал о себе: штандартенфюрер СС, кадровый офицер немецкой армии – чужой армии… Как ему вернуться домой?
– И офицеру тоже, – не отделил большой вины от малой Саид. – Если командиру поздно спасти себя, он должен подумать о подчиненных. Солдаты готовы принять приговор матери. Вину можно искупить в бою. В бою с врагом. Объявите сигнал восстания!
Прошло еще десять дней. В долине было по-прежнему тихо. Партизаны не совершали налетов на село, не тревожили полк обстрелами. Но в самом селе тишины не было. Легионеры все чаще и чаще выказывали недовольство командирами, нарушали дисциплину, грозились уйти в лес. Рашид-бек учредил военно-полевой суд и чинил расправу над непокорными. Расстрелы стали обычным явлением в полку.
А Арипов медлил.
В тот день, когда над Татрами повисли темные тучи и посыпал первый снег, поселок вроде затих. То ли безмятежность природы смирила людей, то ли отрезвил приход зимы – четвертой военной зимы. Солдаты попрятались в казармы и с тоской поглядывали на белую завесу, заслонившую мир.
Часов в шесть вечера Рашид-бек собрал в сельской школе офицеров. «Повеселиться и поговорить по душам», – предупредил он. Командиру полка все еще хотелось найти какую-то общность с подчиненными, установить искренность отношений. А возможно, была и другая причина, наверное, была. Но о ней никто не узнал.
Столы накрыли в большом классе – нашлось вино, закуска. Рашид-бек сел против двери во главе своих старших офицеров. Все были без оружия – чехлы с пистолетами, автоматы и гранаты оставили в прихожей на вешалке. Таков был порядок в легионе. Саид пришел одним из последних и устроился с краю, у выхода. Начался банкет, как именовал ужин Рашид-бек, полились речи, потекло вино. Даже в этом заброшенном у Татр селе эсэсовцы не могли не говорить громких фраз о верности фюреру и скорой победе. Победе, хотя дни Германии были уже сочтены.
Саид чувствовал себя отвратительно. Вся эта веселящаяся компания была ему ненавистна, на хмельных офицеров он смотрел с нескрываемой злобой. Больше всего возмущал Саида Арипов. «Трус. Ничтожество! – ругал он мысленно штандартенфюрера. – Не хватило мужества покончить с этим позором. Побоялся ответственности. Ему страшно! Сидит и хлещет вино вместе с этим лысым турком!»
