– Неси, раз важно, – приказал мэр, не спуская глаз с бесов.
Зина в преддверии победы была на подъеме, видимо, строила большие планы с письмом, которое они с Ежовым клеили. Неожиданно секретарша приносит... «Грани»! Одно название газеты при нечаянном упоминании способно довести до инфаркта, а тут вот она, на столе. Ежов тоже напрягся, сжался, как цепной пес перед нападением.
– Ой неспроста принесли газету, ой неспроста, – проговорила Зина и с опаской протянула руку, будто брала ядовитую змею. Раскрыв газету, опустилась на стул. – Сволочь! Скотина! Мы правильно поступили. Теперь он у нас в руках, недоносок... Взгляни! Он погубил нашу карьеру, но, к счастью, пока не забрал жизнь.
В дальнейшем совесть города ругалась грязно, по-мужицки! Ежов раньше думал, что Зина слов таких не знает, ведь когда она хочет оскорбить, делает это одним взглядом, интонацией и кайф ловит, если удается человека подобным обращением довести до белого каления. Взглянул на снимки, и у него закружилась голова. Ежов понял, что теперь городская дума их снесет. Особенно коммунисты постараются, завтра же выйдут с транспарантами и мегафонами, в которые будут гавкать одно: долой! И придется с позором уйти в отставку, стать на одну ступень с большинством. А Ежов так полюбил власть во всех ее проявлениях, что не мыслил себя без нее. Пожалуй, власть любима им наравне с жизнью. Хотел обсудить с мэром теперешнее положение в связи со статьей, но от того шел нездоровый импульс. Сабельников строил рожи. Строил украдкой, полагая, что его манипуляции с мышцами лица не заметны.
– Едем, – неожиданно сказала Зина и подалась к выходу.
Ежов соображал плохо – устал зверски, статья добавила депрессии, – однако покорно поплелся за Зиночкой. Она держалась достойно, не мог же он отстать, тянулся за ней из последних сил, а в глубине души непередаваемо боялся Зину, Рощина, Альку, думу, электорат, Куликовского. Теперь он всех боялся.
Зина в коридоре шепнула:
– На Сабельникова надежды нет, он окончательно сбрендил, заметил? – и шуганула женщину, приставшую в коридоре со своими проблемами. – Вы не видите, я занята. Что за народ, ни минуты покоя! Валя, мы остались вдвоем!
Вдвоем! Уже пятеро нейтрализованы. Ежов пал духом.
А Николай Ефремович очень обрадовался, оставшись один. Нет, не один, с ним находились шестеро бесов и еще мелюзга сатанинская. Теперь хоть выяснить можно без замов, чего хотят делегаты ада, которые произвели на него сильное впечатление – большие, солидные, с копытами натурально лошадиными, волосатые до омерзения, с рогами козлиными, длинными. Делегаты ада расселись по стульям и уставились на мэра. Тот, торопливо отхлебнув виски, сказал:
– Ну-с, слушаю вас, господа бесы.
– Все, Колян, – сказал ближний бес, осклабившись и показав кривые гнилые зубы, – мы за тобой. Тебе понравится у нас.
– Понравится, понравится, – запищала сатанинская мелюзга, прыгая на столе.
– Да не хочу я к вам, – возразил мэр и покосился на бесенят, подбирающихся к нему. Их становилось много, из одного выпрыгивал еще один, постепенно заполняя стол.
– Что ж так? Ты же не видел, а у нас клево... – сипло сказал большой бес.
– И не хочу видеть! – встал Николай Ефремович.
– Да чего мы тут его слушаем! – воскликнул гнуснейшего вида бес, страшно волосатый и в бородавках. – Хватаем этот кусок говна и несем по назначению.
– Я не говно! – огрызнулся Сабельников и схватил бутылку.
– Нет, говно! Говно! – ехидно загалдела сатанинская мелюзга, а бесы-гиганты повскакали с мест, имея намерение схватить Николая Ефремовича.
И вот тут началась настоящая битва. Исчадия ада окружили. Николай Ефремович запустил бутылкой в главного беса. Она пролетела сквозь него и ударилась о стенку. Бес расхохотался до того жутко, зловеще, адски, что бедный мэр зажмурился. Руки его шарили по подоконнику, к которому он отбежал, нашли графин и тотчас кинули его в бесов. Тогда они разом накинулись на Сабельникова, маленькие и большие. Он мужественно отбивался, кричал, ругался.
На крики мэра сбежались помощники и секретарша. Пытались унять шефа, бессознательно двигающего ногами и руками. Получили от него кто куда: в глаз, в челюсть, в солнечное сплетение. Секретарша, нос которой на глазах приобретал форму увесистой картофелины и синюшно-красный цвет, вызвала «Скорую».
7
Толик крутил усердно руль, высказываясь вслух:
– Мы за ними по пятам ездим, пора нас и заметить.
– Не в том они состоянии, – объяснил Степа. – Нет, правда, ситуация свернет мозги набекрень кому угодно: покойник выбивает их поодиночке. А покойника за его действия к ответу не привлечешь. Потому что при истреблении врагов он остается в стороне. И вообще, это они говорят, что их якобы уничтожает Рощин. На самом деле все выглядит иначе, если ты заметил. Даже факт взрыва бензоколонок нельзя пришить Рощину... Погоди! Мы же подъезжаем к жене Рощина. Останови, я выйду.
Ежов очень старался сделаться незаметным, паркуя машину на узкой улочке среди кустов и палисадников за квартал от дома Майи. Но «Фольксваген» не «Запорожец», все равно перегородил улицу. Ежов возил колесами по земле, наконец поставил авто под углом в тридцать градусов к линии домов и заборов.
Степа, выглядывая из-за дерева, терялся в догадках: зачем Ежов и Туркина сюда нагрянули, а из машины не вышли? Так прошло минут сорок, что совсем показалось Степе аномальным. «Может, они там умерли? – разволновался он. – Выпили яду со страху и лежат себе спокойненько? Но почему здесь?» И еще прошло минут десять, пока на дороге не появился подросток с мешком за плечами, полным пустых бутылок, о наличии которых говорил характерный звук – звяк-звяк. Тут-то и выглянула Туркина из окна автомобиля в солнцезащитных очках и в шелковом платке. «Маскируется», – отметил про себя опер и усмехнулся дилетантизму первой леди.
Она подозвала подростка:
– Мальчик, ты не можешь оказать мне услугу?
– Могу, – подошел тот.
– Отнеси письмо в дом сто тридцать. Тете по имени Майя. Возьми деньги, это тебе, мальчик, за услугу. Только вручи лично тете Майе.
Тот убежал к дому, бросив свой мешок с бутылками прямо на дороге. Очевидно, Зина не поскупилась. Первая леди выскользнула из «Фольксвагена» и последовала, крадучись, за ним. Дойдя до угла, притаилась за деревом буквально напротив Степы, который присел за цветником. Она выглядывала, поднимаясь на цыпочки, но ничего не видела. Ближе к дому Майи не рискнула подойти, боялась быть ею замеченной. Когда на зов мальчика вышла Майя – а голоса было довольно хорошо слышно, – Зина торопливо вернулась в машину. «Фольксваген» умчался. А Степа поднялся из-за цветника, вышел на перекресток и увидел Майю. А через минуту был вынужден помчаться к жене Рощина на помощь, потому что она зашаталась, схватилась за колышки забора и разрыдалась.
– Что случилось? – спросил он, разворачивая ее к себе лицом.
