Неприятельские снаряды обрушились на боевую рубку. Вскоре были убиты или тяжело ранены и позднее утонули: старший офицер капитан 2-го ранга Давид Борисович Похвиснев, старший штурман лейтенант Иван Валентинович Дьяченков, младший артиллерийский офицер лейтенант Константин Карлович Тундерман, мичманы Василий Васильевич Шиповалов, Петр Сергеевич Бачманов, Валерий Валерьевич Байков и другие. Командир капитан 1-го ранга Бэр был ранен в голову, но он не покинул рубку и продолжал вести корабль, удерживая его в строю эскадры.
Его корабль был уже для боя бесполезен, но он служил мишенью для сосредоточенного огня всех японских броненосных крейсеров, и пока японцы стреляли по его кораблю, остальные корабли второго отряда не были столь интенсивно обстреливаемы и могли с максимально возможной меткостью для их старых орудий стрелять по японским кораблям. Его корабль, весь разбитый и изуродованный, в огне и дыму, с умолкшими орудиями и с большим креном в сторону противника, продолжал идти между остальными яростно стрелявшими русскими кораблями. Он подставлял за них свои продырявленные бока под новые попадания неприятельских снарядов. Трудно представить себе более яркий пример самоотверженности в бою на море.
Японские снаряды продолжали осыпать обреченный корабль. Один за другим три тяжелых снаряда попали в одно и то же место – у ватерлинии в середину судна. Разрыв первого снаряда расшатал болты, поддерживавшие тяжелую броневую плиту. Взрыв от второго снаряда сорвал броневую плиту, и она, как пустая скорлупа, отвалилась и исчезла в волнах. Наконец, третий тяжелый снаряд сделал в уже незащищенном борту пробоину размером с большие ворота, в которую могла бы въехать целая тройка. Вода хлынула неудержимым потоком в броневую палубу и стала заливать пороховые погреба и угольные ямы. Напрасно трюмная команда во главе с корабельным инженером Константином Ивановичем Змачинским пыталась закрыть пробоину деревянными щитами, подпереть их упорами и приостановить поступление воды. Команда самоотверженно работала по пояс в воде. Но стихия была сильнее: она вышибала брусья, отталкивала щиты и валила в воду людей. Силы борющихся с водой матросов слабели, и вскоре вода, преодолев сопротивление, стала беспрепятственно заливать корабль. Крен стал быстро увеличиваться.
Броненосец выкатился из строя вправо. Сведения, когда это произошло, расходятся. Одни этот момент относят к 2 часам 25 минутам, а другие – к 2 часам 40 минутам. Согласно донесению о бое адмирала Рожественского, «Ослябя» прошел мимо покинувшего линию «Суворова», держа свое место в строю. После того как остальные три броненосца первого отряда повернули вслед за «Суворовым», «Ослябя» оказался в голове колонны остальных русских броненосцев и попал снова под сосредоточенный огонь всего японского флота. Это был смертный приговор героическому кораблю.
Капитан 1-го ранга Бэр отослал из боевой рубки еще остававшихся в живых старшего артиллерийского офицера капитана 2-го ранга Сергея Эмильевича Генке и старшего минного офицера лейтенанта Михаила Павловича Саблина. Он еще немного задержался в рубке, чтобы выпрямить курс корабля после выхода из строя эскадры на расходящийся курс с ней. Произведя этот маневр, он также вышел из рубки на накрененный и обгоревший мостик. Обратившись к своим офицерам, Бэр торопливо сказал:
– Спасайтесь, господа, тонем… прощайте…
Без фуражки, с окровавленной головой, но с папиросой в руке, он широко расставил ноги, ухватился за тентовую стойку, чтобы удержаться на наклонившемся мостике, в последний раз затянулся, отбросил папиросу и зычным голосом скомандовал:
– Все за борт… Команде спасаться… Живо за борт…
Броненосец стал быстрее валиться на левый борт. В темноте из всех внутренних помещений корабля люди стремились подняться наверх, карабкались по наклонившимся трапам и скобянкам, боролись со сталкивавшей их водой, спотыкались, срывались вниз, застревали в люках, гонимые одной мыслью – спасти хоть свою жизнь, раз все усилия спасти корабль оказались безуспешными.
Наиболее трагичной была судьба машинной команды. Она оказалась в ловушке. Подъемные механизмы, открывающие тяжелые броневые люки, которые предохраняли машины от попадания снарядов, не действовали. Находящиеся на верхней палубе, не думая о собственном спасении, пытались открыть эти люки при помощи немногих талей, которые уцелели от пожара и снарядов. Но люки были тяжелые и открывались медленно. Их удалось только приподнять, а не открыть, как корабль уже почти лег плашмя и начал зачерпывать воду своими тремя огромными трубами, из которых валил густой дым и расстилался по воде.
Из машинной команды не спасся никто. Они все, во главе с судовыми механиками полковником Николаем Андреевичем Тихоновым, поручиками Григорием Григорьевичем Даниленко, Алексеем Александровичем Быковым, Анатолием Георгиевичем Шевелевым и упомянутыми Змачинским и Успенским, были похоронены в стальном гробу, которым для них оказался так бережно ими опекаемый свой корабль.
На верхней палубе одни бросались за борт, другие колебались и как будто не могли расстаться с кораблем, с которым они сжились, и, наконец, третьи самоотверженно, не думая о себе, лихорадочно сбрасывали за борт все, что могло плавать и что могло помочь тонущим держаться на поверхности моря.
На пылающем мостике по-прежнему находился командир броненосца. Он был одинок. Он уже не держался на ногах, а повис, держась руками за стойку. Стараясь превозмочь грохот рвущихся снарядов, треск пожара, шипение пара, вопли раненых и крики утопающих, он из последних сил кричал:
– Дальше от корабля!.. Вас затянет водоворотом, черт возьми! Отплывайте дальше от борта!
«В этот момент, – пишет советский писатель Новиков-Прибой (питающий лютую ненависть к царским офицерам, показавшим себя строгими исполнителями своих командирских обязанностей), – капитан 1-го ранга Бэр – перед лицом смерти – был великолепен…»
Палуба корабля перешла угол начала скольжения тел. Все незакрепленные или оторванные взрывами предметы, как-то: ящики, рундуки, обломки шлюпок, куски железных балок с ускоряющейся скоростью начали скользить на левый борт, увлекая за собой людей, ломая им кости, разбивая головы. Броненосец быстро перевернулся вверх килем, приподнял корму и начал носом уходить в воду. Гребные винты вылезли из воды, судорожно вращаясь в воздухе, и, когда корабль уже исчез подводой, они еще некоторое время продолжали бурлить, кроша тела несчастных людей, которые не успели отплыть от тонущего корабля в сторону. На волнующейся поверхности моря раскачивалась живая каша человеческих тел и бесформенных обломков. Над водой еще держался густой едкий дым, валивший из лежавших горизонтально труб броненосца и ныне отравлявший плавающих моряков. И в это скопление тонущих и бедствующих людей продолжали беспрерывно падать японские снаряды, вздымая высокие столбы воды и разрывая на части тела тех, кого смерть еще не освободила от мучений.
К месту гибели броненосца подошли русские миноносцы и буксир «Свирь», которые спасли около 400 человек. По иронии судьбы половина спасенных оказалась в числе тех немногих, которые доплыли до Владивостока или добрались до нейтральных портов и тем избежали горести пленения. Судьба хоть к этой части команды этого рокового, но героического корабля оказалась милосердной.
