Три броненосца уже покоились на дне морском.
Уже к концу дня черед вести эскадру выпал на долю четвертого еще уцелевшего корабля этого отряда – на броненосец «Орел».
За все время боя «Орел» ни разу не вышел из строя.
Более пяти часов он сражался, находясь в ведущей группе русских броненосцев, и нес вместе с ними всю тяжесть поединка со всем японским флотом.
В последней фазе боя «Орел» был единственным товарищем, который, согласно рапорту адмирала Рожественского, верно следовал в продолжение трех четвертей часа за идущим головным «Бородино». Он не покинул его ни на минуту вплоть до трагической гибели этого броненосца. В течение этого неполного часа два корабля доблестно сражались один на один с половиной японского флота.
Броненосцем командовал капитан 1-го ранга Николай Викторович Юнг. По отзыву капитана 1-го ранга князя Туманова, он был моряком блестящей репутации, энергичным, живым, хотя и требовательным и строгим. Тем не менее он был обожаем офицерами и любим командой. Старшему офицеру, капитану 2-го ранга Константину Леопольдовичу Шведе, человеку смышленому, но медлительному, служить с таким командиром было нелегко. В свою очередь, он переносил тяготы службы на молодых мичманов, каким был тогда Туманов, которых он гонял, по воспоминаниям последнего, что называется, и в хвост, и в гриву. Но броненосец, не имевший брони еще за несколько месяцев до похода, был готов в срок.
За время перехода на Дальний Восток корабль был приведен в безупречный порядок, который себя полностью оправдал в бою. Однако доблестное поведение «Орла» в бою было куплено дорогой ценой.
До выхода из строя «Суворова» в «Орел» попало несколько крупных снарядов, которые разорвались в носовом каземате броненосца. Мичман Андрей Павлович Шупинский, командовавший батареей, успел только взмахнуть руками, когда, сраженный осколком в лоб, пал замертво. Вместе с ним были убиты еще три матроса и повреждены три орудия.
Броненосец стрелял из орудий тяжелого и среднего калибра, расположенных в носу и с левого борта, по головному японскому кораблю «Миказа». В это время кормовая башня и трехдюймовые орудия левого борта стреляли по третьему кораблю японской линии «Шикишима». Но японские броненосцы обгоняли русскую эскадру, и на траверзе «Орла» вскоре уже находился не «Шикишима», а идущий последним броненосный крейсер «Ивате». Огонь кормовой артиллерии был перенесен на этот корабль, а через некоторое время и весь броненосец уже стрелял по этому кораблю, так как дальнейшая стрельба по ушедшему далеко вперед «Миказа» была бесполезна. Было видно, как один снаряд разорвался у боевой рубки японского крейсера, и на нем вспыхнул пожар. Другое попадание было в борт между трубами. «Ивате» вышел из строя кильватера и увеличил дистанцию до 70 кабельтовых.
В конце первой фазы боя японские броненосцы повернули все вдруг на север. «Орел» немедленно перенес огонь на идущий теперь головным японский броненосный крейсер «Ниссин». На этом крейсере были подбиты три тяжелых орудия из четырех, которыми он располагал.
Но и в «Орел» в этот период боя было много попаданий. Крупный снаряд попал в дуло левого носового 12-дюймового орудия, часть ствола которого была заброшена на мостик, и здесь этим тяжеловесным куском металла были убиты три матроса. Сила взрыва была столь большой, что командир башни лейтенант Сергей Яковлевич Павлинов схватился за голову, точно стремясь ее удержать у тела. Голова уцелела на плечах, но из обоих ушей хлынула кровь. У Павлинова повредило барабанные перепонки и временно он оглох, но тем не менее он не покинул башню и остался управлять стрельбой из уцелевшего орудия.
Три снаряда попали в левую носовую башню, которой командовал вахтенный начальник лейтенант Константин Петрович Славинский. Осколком ему выбило глаз, а через некоторое время четвертый снаряд привел эту башню в негодность.
Несколько попаданий ограничили у левой средней башни угол поворота и лишили ее возможности стрелять от траверза до кормы.
Крупный снаряд разорвался в амбразуре левого кормового тяжелого орудия. Броневая плита над амбразурой треснула и осела, ограничив тем самым угол подъема орудия и уменьшив дальность стрельбы из этого орудия до 30 кабельтовых.
Командир правой кормовой башни мичман Александр Дмитриевич Бубнов, позднее контр-адмирал и известный морской писатель, был дважды ранен и отнесен на перевязочный пункт.
Много попаданий было в боевую рубку; они не причинили ей вреда, но один снаряд, рикошетированный от воды, натворил много бед: разбил дальномер, компас, повредил штурвал и боевые указатели и переранил почти всех в рубке. Были тяжело ранены и унесены на перевязку младший штурманский офицер лейтенант Леонид Васильевич Ларионов и старший минный офицер лейтенант Иван Владимирович Никонов. Были ранены, но остались в рубке командир, старший офицер, старший артиллерийский офицер лейтенант Федор Петрович Шамшев, а у поврежденного штурвала остались стоять раненые боцманмат Копылов и рулевой Кудряшов.
К концу первой фазы боя, когда японский авизо «Чихая» бросился в минную атаку, капитан 1-го ранга Юнг был ранен уже в третий раз, и, когда его несли на перевязку, новый осколок пробил ему внутренности и ранил его, на этот раз смертельно. Картина минной атаки запечатлелась у него в мозгу, и доблестный командир слабым голосом в бреду продолжал отдавать приказания, связанные с отражением минной атаки. Вслед за командиром был тяжело ранен старший штурманский офицер лейтенант Владимир Александрович Саткевич.
В рубке остались старший офицер, капитан 2-го ранга Шведе, вступивший в командование броненосцем, несколько раз раненный Шамшев, оба рулевых и один-единственный нераненый ординарец. Вокруг рубки вспыхнули пожары. Горели койки, резиновые шланги, шлюпки. В тушении пожаров принимали участие все, находившиеся в рубке, за исключением рулевых. Общими усилиями пожары были потушены.
Во время второй фазы боя был снова ранен Шамшев, но он доблестно оставался в рубке, пока не был сменен. Найти смену было не так легко. На броненосце вообще недоставало офицеров, и некоторыми башнями командовали кондуктора и унтер-офицеры. Убыль среди офицеров во время боя была большая. Из 19 старших строевых офицеров к концу боя остались неранеными только трое. Из младших артиллерийских офицеров лейтенант Александр Владимирович Гире был занят тушением пожара у себя в правой носовой башне, где раскаленным осколком были подожжены и взорвались запасные патроны. Сам в ожогах, он хладнокровно эвакуировал обожженную прислугу башни, собственноручно произвел выстрелы из заряженных орудий и стал подыматься по штормтрапу в боевую рубку. Другого средства подняться в рубку уже не существовало. В это время новый разрыв снаряда поджег находившийся под штормтрапом пластырь. Мгновенно на лейтенанте Гирсе вспыхнула одежда. Но он спокойно продолжал подыматься и появился на пороге рубки с совершенно оголенным черепом и с сожженными усами, бачками, ресницами, бровями. Кожа полопалась, обнажая красное мясо. Губы вздуты. Одежда дымится и тлеет. Все в ужасе уставились на пришельца. А страшный призрак четко остановился, вытянул обгоревшие руки по швам и, как будто с ним ничего не случилось, отрапортовал:
