В течение шестичасового дневного боя русская эскадра смогла отойти от места начала боя только на 20 миль. Не менее 40 миль, которые могли бы приблизить эскадру к Владивостоку, были потеряны в результате двукратного поворота русской эскадры сначала на восток, а потом на юг, и двойной петли, которую ей в течение боя пришлось сделать. Потеря этих 40 миль помешала русской эскадре удалиться от острова Цусима на расстояние, при котором часть японских малых миноносцев уже не смогла бы принять участие в ночной атаке и, может быть, наши потери были бы меньшими.
Ожидание минных атак со стороны японских миноносцев было самым тяжелым кошмаром, который преследовал команды русских кораблей, начиная с выхода из балтийских портов. Только навязчивым гипнозом, что их корабли могут быть внезапно и каверзно атакованы, как это случилось с Первой Тихоокеанской эскадрой в Порт-Артуре, можно объяснить нервное состояние экипажей судов Второй Тихоокеанской эскадры, приведшее к печальному Гулльскому инциденту.
И до и после этого инцидента прислуга противоминных орудий бодрствовала ночами у заряженных орудий в течение всего похода, а по мере приближения к японским берегам уже половина команды кораблей стояла на вахте, а другая половина пользовалась коротким отдыхом в течение половины ночи. Уже одно это постоянное ожидание минных атак, связанное с бодрствованием по ночам, и сознание опасности быть неожиданно потопленными изматывало людей наравне с бесконечными погрузками и перегрузками угля, с жарой, с качкой и с несением своих рядовых служебных обязанностей. Тяжелый поход прежде всего отозвался на психическом состоянии людей – несколько человек сошли с ума, а еще несколько под влиянием солнечного удара или умерли, или бросились за борт и погибли.
Адмиралы и командиры спали, не раздеваясь, в походных рубках и вскакивали от малейшего шума. К концу похода адмирал Рожественский почти не мог ходить, адмирал Фелькерзам умер, а командир броненосца «Орел» капитан 1-го ранга Юнг был временно списан на Мадагаскаре на госпитальное судно «Орел» для излечения сильного нервного расстройства, вызванного переутомлением.
В особенности в последние две ночи перед боем все на эскадре ожидали атаки японских миноносцев, но сильный туман и свежая погода удержали японские миноносцы в гаванях, за исключением самых больших, которые маневрировали вместе с броненосцами и крейсерами. Но в течение дня ветер постепенно убавил свою силу, и волнение несколько улеглось, так что для японских миноносцев настали благоприятные условия выйти на ночную охоту, ради которой они были построены и в проведении которой они усиленно тренировались. Настала ночь, в продолжение которой они должны были показать, на что способны.
Русские броненосцы, следуя за «Императором Николаем I», склонились к западу, чтобы привести за корму атакующие японские миноносцы и самим стать под защиту крейсеров, одним из назначений которых и являлась охрана броненосцев от минных атак.
Все русские корабли открыли беглый огонь по японским миноносцам, которые стремительно приближались. Флотилия истребителей под командованием Фуджимато шла в атаку на русскую эскадру с севера, истребители флотилии Яджимы и миноносцы флотилии Кавасе приближались с северо-востока, а истребители флотилии Иошиджимы устремились на русские корабли с востока, сопровождаемые с юго-востока флотилией Хиросе. А прямо с юга на всех парах неслись на поле сражения миноносные отряды Фукуды, Отаки, Кондо, Аоямы и Кавады. Наконец, около двух часов ночи флотилия Сузуки приняла участие в минных атаках на более северном участке.
Страшная ночь, которая ожидалась личным составом эскадры Рожественского в течение 7 с половиной месяцев похода, наконец, наступила после не менее страшного дневного боя со всем японским флотом. Кочегары и машинисты уже стояли десятки часов у пышущих жаром котлов и машин, рулевые столько же времени стояли у штурвалов в рубках, расстреливаемых японцами, а у уцелевших орудий выбивались из последних сил неполные комплекты прислуги, часть которой вернулась в строй после перевязки полученных ранений. И офицеры, и матросы были у предельной черты своих физических и моральных сил.
И в жуткие часы, минуты и секунды отражения ночных минных атак от этих безумно усталых людей еще требовалась чрезвычайная бдительность, чтобы увидеть в полнейшей тьме японские миноносцы раньше, чем неутомленные глаза отдохнувших команд этих миноносцев увидят русские корабли. От них ожидалась очень быстрая реакция, чтобы хорошо прицелиться, немедленно выстрелить и попасть в японские миноносцы, прежде чем они выпустят торпеды. К чести русских моряков, они нашли в себе еще какие-то неведомые запасы жизненной энергии, которые помогли им отбить первые атаки японских миноносцев. Но за первыми атаками последовал ряд новых вплоть до 11 часов 30 минут ночи.
Тем временем море погрузилось в кромешную тьму. Ослепительные огненные шары орудийных выстрелов вспыхивали по всему горизонту. То там, то здесь точно кто-то зажигал свечки бенгальского огня – это строчили пулеметы. Кое-где острые и прямые лучи прожекторов прорезали тьму и рыскали по темной поверхности моря. Потом вдруг луч прожектора останавливался или разрыв снаряда неожиданно освещал малое суденышко с несколькими храбрецами на мостике, после чего остатки суденышка стремительно разлетались во все стороны, а еще через мгновение только волны перекатывались через то место, где только что был японский миноносец.
Но этих смелых кораблей были десятки, и даже много десятков. Они выпускали по русским кораблям страшные длинные сигары, которые проходили то по носу или по корме, а иногда их белый след на воде вел к борту многострадальных русских кораблей. И тогда оглушительный взрыв потрясал корабль, и его звук расходился отдаленным эхом по неспокойной поверхности моря. Услышав детонацию, многие из состава экипажей других русских кораблей вздрагивали, крестились и молились за спасение своих соотечественников, находившихся на тогда им неизвестных русских кораблях, ставших жертвой минных атак.
Но японским миноносцам удалось гораздо больше, чем попасть в несколько русских кораблей. Им удалось разъединить русскую эскадру, которая до наступления темноты упорно придерживалась инструкции адмирала Рожественского: «Каждый командующий отрядом, имея в виду, что ближайшая цель эскадры есть достижение Владивостока, должен помнить, что достижение возможно только для соединенных сил эскадры».
Соблюдение этого условия давало единственный шанс прорваться во Владивосток еще тогда, когда эскадра Рожественского была в полном составе. Но в течение первого дня боя его эскадра потеряла четыре своих лучших корабля, а японский флот не потерял ни одного, хотя и получил какие-то неизвестные повреждения от артиллерийского огня русских кораблей. Могли ли остатки русской эскадры еще надеяться прорваться?
На первый взгляд казалось, что нет, но русские адмиралы и командиры должны были помнить свежий урок боя Первой Тихоокеанской эскадры у мыса Шантунг 28 июня 1904 года. Тогда в течение 2 с половиной часов боя японская эскадра расстреляла все запасы своих снарядов, и путь во Владивосток для русской эскадры был уже открыт, если бы Первая Тихоокеанская эскадра проявила бы хоть долю той решительности в достижении поставленной цели, которую в гораздо более жутких условиях боя показал личный состав Второй Тихоокеанской эскадры.
