В действительности, в момент открытия огня русская эскадра еще продолжала идти в двух колоннах. Это согласно утверждают свидетели с кораблей второго и третьего отрядов. О том, что русская эскадра еще продолжала идти в двух колоннах, когда начался бой, пишет в своем донесении о бое и адмирал Того. Адмиралу Рожественскому понадобился целый час времени, чтобы перестроиться в одну кильватерную колонну утром этого дня. Сейчас в его распоряжении было только 29 минут. Как свидетельствует капитан 2-го ранга Шведе, бывший старшим офицером на «Орле», адмиралу Рожественскому пришлось повернуть головной корабль первого отряда на общий курс со всей эскадрой, еще не дойдя до линии строя судов второго отряда. Таким образом, «Ослябе» нужно было склониться вправо, чтобы лечь в кильватер «Орлу», но командир «Осляби», очевидно, предпочел замедлить ход, чем поворачиваться кормой к противнику и уменьшить в два раза мощь своего артиллерийского огня.
Это последнее обстоятельство сыграло на руку адмиралу Того. Его намерением как раз было напасть на более слабую левую русскую колонну, и с этой целью он пересек курс русской эскадры. И в тот момент, когда поворачивающиеся японские корабли делали полповорота, на створе их носовых орудий как раз находился идущий малым ходом «Ослябя». По нему был направлен огонь поворачивающихся японских кораблей. Эта стрельба оказалась очень удачной. «Ослябя» получил сразу несколько попаданий, произведших тяжелые разрушения. Броненосцу пришлось остановиться, чтобы справиться с поступлением воды в носовое отделение корабля, еще до того времени, как он вступил в кильватер «Орлу». Об этом свидетельствует капитан 1-го ранга Борис Павлович Казмичев, который, бывши мичманом, командовал в бою кормовой башней 10-дюймовой артиллерии на этом броненосце.
Таким образом, в критический момент, явившийся результатом неосторожного поворота японского флота, когда русские корабли могли продольным огнем обстрелять поворачивающиеся в одной точке японские корабли и нанести им тяжелый урон, русские корабли, вследствие неудачного перестроения, не смогли этим шансом воспользоваться. Расстояние еще было слишком большим, чтобы в артиллерийском обстреле японских кораблей могли участвовать наши корабли с устаревшими орудиями, а новые русские корабли с дальнобойными пушками в это время уже ушли вперед, ведя бой с уже повернувшими японскими броненосцами.
Тем временем море вокруг «Миказы» было все во всплесках.
Находившийся на «Суворове» капитан 2-го ранга Семенов вспоминает: «Сердце у меня билось, как никогда за 6 месяцев в Порт-Артуре… Если бы удалось… Дай Господи… Хоть не утопить, хоть только выбить одного…
Я жадно смотрел в бинокль. Перелеты и недолеты ложились близко, но самого главного, т. е. попаданий, как и в бою 28 июля, нельзя было видеть; наши снаряды при разрыве почти не дают дыма, а кроме того, трубки их устроены с расчетом, чтобы они рвались, пробив борт, внутри корабля. Попадание можно было заметить только в том случае, когда у неприятеля что-нибудь подобьет, свалит… Этого не было…
Минуты через две после открытия нами огня, когда за первыми двумя броненосцами успели повернуть и вторые два, японцы стали отвечать».
В противоположность нашим инструкциям стрельбы, пристрелку вел один «Миказа» и затем передал правильное расстояние до цели остальным японским кораблям, которые сразу перешли на поражение. По мере выполнения поворота все четыре японских броненосца и один из японских броненосных крейсеров сосредоточили свой огонь по «Суворову». У русских кораблей не было точно разработанных инструкций, в каком порядке стрелять, и первые четыре броненосца, следуя сигналу адмирала Рожественского, сначала сосредоточили стрельбу по «Миказе», но затем, видя трудность корректировки одновременной стрельбы нескольких кораблей по одной цели, перенесли огонь на остальные японские корабли.
Стрельба японских броненосцев по «Суворову» началась, согласно записям капитана 2-го ранга Семенова, с перелетов. «Некоторые из длинных японских снарядов на этой дистанции опрокидывались и, хорошо видимые простым глазом, вертясь, как палка, брошенная при игре в городки, летели через наши головы не с грозным ревом, как полагается снаряду, а с каким-то нелепым бормотанием».
– Это и есть «чемоданы»? – спросил Семенова лейтенант Редкин, командир кормовой 6-дюймовой башни правого борта, которая не могла стрелять по противнику, находившемуся с левого борта.
– Они самые…
«Однако меня тут же поразило, что “чемоданы”, нелепо кувыркаясь в воздухе и падая как попало в воду, все-таки взрывались. Этого раньше не было. В Порт-Артуре японские снаряды так же плохо рвались, как и русские».
«После перелетов пошли недолеты. Все ближе и ближе… Осколки шуршали в воздухе, звякали о борт, о надстройки… Вот недалеко, против передней трубы, поднялся гигантский столб воды, дыма и пламени… На передний мостик побежали с носилками. Я перегнулся через поручень кормового мостика.
– Мичмана князя Церетели [Георгия Ростановича]! – крикнул лейтенант Редкин, направляясь в свою башню».
Один из самых молодых флаг-офицеров Рожественского был одним из первых, пролившим кровь, первой жертвой потрясающей драмы, разыгравшейся среди мутных волн Японского моря.
Глава IV. На «Ослябе»
«Ослябя» был однотипным кораблем с затопленными в Порт-Артуре «Пересветом» и «Победой». Это были красивые корабли с высоким бортом и с симметрично расположенными тремя трубами. Они были одинаковых размеров с броненосцами, но были несколько более быстроходными за счет экономии веса, достигнутой уменьшением броневой защиты кораблей.
Вообще, русская эскадра была слабее бронирована, чем японская. В то время как на японских кораблях тяжелая броня прикрывала в среднем 25 % борта, и на небронированную часть борта приходилось только 39 % всей площади, на русских кораблях тяжелая броня защищала только 17 %, а небронированный борт в среднем превышал 60 % площади. На «Ослябе» тяжелая броня прикрывала едва 15 % всей площади борта. Даже японские бронированные крейсера были лучше защищены, чем русский броненосец «Ослябя». В сущности говоря, «Ослябя» по своей идее являлся линейным бронированным крейсером – предшественником линейных крейсеров, которые были построены после Русско-японской войны.
Находясь в одной линии с устаревшими тихоходными броненосцами, «Ослябя» не мог использовать своего преимущества в ходе, ради которого конструкторы этого корабля отказались от надежной броневой защиты. И данное обстоятельство оказалось гибельным для этого рокового во всех отношениях корабля.
На «Ослябе» держал свой флаг командующий вторым броненосным отрядом контр-адмирал Дмитрий Густавович Фелькерзам. Он был опытным и просвещенным моряком, большим знатоком Дальневосточного морского театра и любившим свою Родину и страдавшим за ее неудачи в Русско-японской войне офицером, пошедшим в безнадежный поход на Дальний Восток по собственному желанию. Наверно, он был и храбрым воином, за которого, как он сам писал, «Бог даст, никому не придется краснеть».
Адмирал обладал приветливым характером и большим тактом и влиял благотворно на адмирала Рожественского, смягчая его категоричные решения.
