6. Образование Государства СХС и его объединение с Сербией
Тем временем в Хорватии, Далмации и Иллирии продолжали развиваться события, приведшие к созданию объединенного государства южных славян – Югославии. Особо значительную роль в возникновении этой страны сыграли хорваты, что ныне, по прошествии многих лет, представляется удивительным.
Однако в 1918 году этому имелись свои причины. Основную массу хорватских владений Венгрии составляли крестьяне, они были католиками, но говорили на одном языке и не видели большой разницы между собой и своими соседями – православными сербами. Все-таки национализм является порождением городской среды и возникает, как правило, в среде интеллигенции и полуинтеллигенции, которая наиболее склонна к идеям национальной исключительности и поискам «особых путей развития» для своих народов
[139]. Увы, идеи такой исключительности очень часто следуют рука об руку с идеями национального превосходства. А в Хорватии, Далмации и особенно Боснии, где православные, католики и мусульмане живут бок о бок и говорят на одном и том же языке, подобные идеи крайне опасны, ибо могут привести к большой крови, как это случилось в 40-х годах, а затем и в конце XX века.
Однако в 1918 году все обстояло строго наоборот. Большинство хорватских лидеров приветствовали идею создания на бывших землях Австро-Венгрии объединенного государства сербов, хорватов и словенцев. Сторонников объединения с Сербией было чуть меньше, но их тоже хватало, тем более что в присоединении к Сербии хорватские крестьяне видели залог проведения аграрной реформы. Даже Алоизий Степинац, впоследствии ставший архиепископом Хорватии, столпом национализма и духовным покровителем фашистского НГХ
[140], даже он в свое время перебежал к русским, вступил в югославянский легион и воевал против австрийцев на Салоникском фронте. Лишь много позже, в 1941 году, он напишет:
«Хорваты и сербы – это два разных народа… которые нельзя соединить иначе как чудом Господним Схизма – величайшее проклятие Европы, большее зло, чем протестантство! В нем нет места ни морали, ни принципам, ни истине, ни справедливости, ни честности!»
Отсюда логически вытекало, что в борьбе со «схизматиками»-православными не должно быть места «ни морали, ни принципам, ни истине, ни справедливости, ни честности». Но до этих времен еще предстояло дожить.
Кроме прочего, для объединения с Сербией в 1918 году у хорватских лидеров имелись и политические причины. Согласно Лондонскому соглашению 1915 года, которым Антанта переманила Италию на свою сторону, итальянцы претендовали на часть Истрии, Словении и Хорватии, а также на все далматинское побережье Адриатики, вплоть до черногорской границы
[141]. Немалую роль сыграло и желание хорватов оказаться в стане победителей, а не в лагере проигравших вместе с Австрией и Венгрией.
В то же время у вновь образованного государства СХС не имелось сил не только для защиты своих границ, но и для установления внутреннего порядка. Отступающие через Хорватию германские и австрийские войска вывозили с собой государственное имущество, угоняли транспорт, паровозы и подвижной состав. В сельской местности тут и там вспыхивали крестьянские бунты, издольщики и арендаторы громили и жгли помещичьи усадьбы, грабили ростовщиков и торговцев, причем уже без различия национальности. Они отказывались подчиняться Народному вечу в Загребе, «так как наступила свобода», доносили местные власти в Загреб. Никаких военных сил у новых властей не было, а немногочисленные отряды, организованные из солдат разбегающейся австро-венгерской армии, зачастую сами разбредались по домам, чтобы не опоздать к дележу земли.
1 ноября 1918 года сербская армия без боя вступила в Белград, очищенный австрийскими и германскими войсками два дня назад. Но еще 31 октября в Загреб для переговоров с Народным вече прибыл представитель сербского Генерального штаба подполковник Душан Симович
[142]. Попутно с выполнением дипломатической миссии Симович начал формировать из оказавшихся здесь военнопленных сербов полк, неожиданно для хорватских политиков оказавшийся здесь едва ли не единственной твердой опорой власти, способной навести порядок. Вскоре хорватские власти были вынуждены просить о вводе сербских войск, вышедших к старым границам страны, на бывшую территорию Австро-Венгрии для предотвращения беспорядков, а также возможного противостояния итальянцам.
Тем временем 6 ноября в Женеве председатель Народного вече СХС Анте Корошец встретился с премьером Пашичем, Анте Трумбичем, бывшим депутатом австрийского рейхсрата и лидером антигабсбургского крыла Партии права. 10 ноября они подписали совместную Женевскую декларацию, по которой Народное вече декларировало стремление объединиться с Сербией, а в ответ на это Сербия признавала независимость государства СХС. Было решено начать подготовку к созданию объединенного временного правительства.
Однако на следующий день вице-премьер Сербии Стоян Протич выступил с протестом против декларации, заявив, что Пашич не имел права подписывать подобные документы без санкции правительства и регента Александра. Одновременно почти то же самое в Загребе заявил и заместитель председателя Народного веча Светозар Прибичевич, он сказал, что Женевская декларация не согласована с Народным вечем и не имеет юридической силы.
Корошец и Трумбич бросились за поддержкой к французам, но Клемансо холодно сообщил, что югославский вопрос может быть решен только на грядущей мирной конференции. 15 ноября Министерство иностранных дел Франции заявило, что отказывается признавать государство СХС и считает необходимым создание на Балканах единого сербского королевства под скипетром династии Карагеоргиевичей. Вслед за Францией от официального признания государства СХС увильнули и Англия с Соединенными Штатами.
Тем временем беспорядки в сельских районах разрастались, начиная приобретать черты организации. Крестьяне уже не только жгли помещичьи имения – они добрались и до местных налоговых управлений, а кое-где стали создавать свои органы власти. Представители Веча с тревогой сообщали в Загреб, что в провинции «появились большевики». Одновременно продолжалось итальянское наступление в Иллирии и Далмации.
