Ярослав кинул сигарету в урну и поспешил в кабинет заведующего хирургическим отделением. Ночью вызвали всех светил больницы на операцию, которая уже давно закончилась, но с родственниками раненого отказывались разговаривать. Доктор, достаточно молодой, чтоб усомниться в его опыте, не предложив им присесть, сразу сообщил:
– Мы прооперировали вашего отца. Рана, в общем-то, не смертельная, пуля прошла выше сердца...
– А не в общем? – нетерпеливо спросил Ярослав.
– Рана не смертельна для молодого организма. У вашего отца солидный возраст, боюсь, сердце не выдержит...
– Он никогда не жаловался на сердце, – сказал Ярослав. – Я даже не помню, когда отец болел.
– И все-таки обещать ничего не могу, – развел руками хирург.
– Может, вам нужны средства для покупки новейшей аппаратуры? Я предоставлю.
– У нас есть все необходимое. Поезжайте домой, об изменениях в его состоянии вам сообщат.
– А сиделка? Надо же нанять сиделку, чтоб неотлучно находилась возле моего отца.
– Пока это ему не нужно. До свидания.
По лестнице Ярослав сбегал злой, бубня угрозы:
– Всю милицию раком поставлю, но найду того, кто это сделал. Задавлю, как собаку. Голыми руками задавлю. Никто мне не помешает.
– Надо надеяться на лучшее, он сильный старик.
Дежурная фраза из уст осточертевшей жены, которая его раздражала уже тем, что терпела то, чего ни одна уважающая себя женщина не стала бы терпеть, взбесила Ярослава. Он повернулся, взявшись за перила, Валентина стояла на пару ступенек выше. Ее глаза с приспущенными веками показались ему бесчувственно холодными. Впрочем, он находился в таком состоянии, что усмотрел бы и в ее вздохе по поводу не понравившегося платья выпад против него и отца.
– Только не говори, будто ты переживаешь за моего папу, – процедил Ярослав сквозь зубы. Не хотелось ему орать на нее, и привлекать к себе внимание посторонних.
– А что тут странного? – Ее задели и его слова, и тон, в котором звучала нетерпимость, но Валентина умела подавлять эмоции. – Марлен Петрович – дед моих сыновей, и мне не безразлично...
– Тебе все безразлично, кроме тебя самой, – оборвал ее Ярослав, после чего продолжил спускаться по лестнице. – Ты много притворяешься, а это наводит на негативные мысли.
– Какие именно? – догоняя мужа, спросила Валентина.
Он снова остановился, снова она оказалась на высоте в прямом и переносном смысле. Ее терпение и выдержка и есть та высота, до которой он никогда не дотягивался, поэтому бесился. Валентина вела себя так, будто она старше Ярослава, больше понимает и потихоньку, исподволь управляет им. Она пыталась в их паре главенствовать, он не позволял, но она была настойчива и упряма, и он сопротивлялся, открыто наезжая на нее. В результате милые поначалу перепалки переросли в открытое неприятие, Ярослав начал изменять ей, утверждаясь в собственных глазах, а потом перестал скрывать свои похождения, чтобы унизить ее. И получал наслаждение, видя страдания жены. Так родилось отчуждение, за ним обоюдная вражда, и теперь возврат к прежним отношениям был невозможен.
– Мы, Валя, преступили черту, которую нельзя переходить, – сказал он, надеясь втайне спровоцировать жену уйти из дома. – Скажи, зачем я тебе? Ты меня не любишь, я тебя тоже. Деньги? У тебя они есть. Не может быть, чтоб тебя устраивало такое семейное «счастье». Так что же тебе надо?
– Это ты думаешь только о себе, а я – мать – еще и о детях.
– Вот-вот, опять патетика, – кивнул он. – Но это же ложь. Тебя бесят мои слова, а ты изображаешь невозмутимую леди.
– А тебя бесит моя невозмутимость, – спокойно парировала она. Валентина спустилась вниз и, оглянулась на мужа. – Мы, конечно, разведемся, поэтому успокойся, ты получишь вожделенную свободу. Но не сейчас. Марлен Петрович не хотел, чтоб мы расстались, очень переживал. И ты, я надеюсь, не осмелишься нанести ему такой удар, когда твоему отцу нужен покой. Поехали, я устала и хочу спать.
Она опять оказалась на высоте в отличие от него. Ярослав ее ненавидел, потому что не мог разорвать петлю на своей шее.
Сергей и Ренат прибыли на обед, и застали дивную картину. Маргарита Назаровна в тунике а ля жительница древней Эллады, состряпанной из простыни, развешивала белье на веревке. В самой большой комнате Майя в такой же тунике, но из куска старой ткани, закрывавшей лишь туловище, стояла на столе и протирала тряпкой плафоны люстры.
– Что тут происходит? – осведомился Сергей.
– Уборка, – ответила Майя, не отрываясь от дела. – Здесь паутиной все заросло и пыль в палец толщиной.
– А чего это вы так нарядились? – недоумевал он.
– Во что же нам наряжаться? – задала встречный вопрос Майя. – У нас нет сменной одежды и белья. Бабушка расхаживает в пижаме, а вещи, да будет вам известно, иногда надо стирать, поэтому мы и ходим, как дикари. Не могли бы вы купить нам хоть какую-то сменную одежду? У меня есть с собой немного денег, можно посмотреть в сэконд-хэнде, если вы меня туда свозите.
– Мы сами купим, – сказал Сергей и вдруг приподнял брови, посмотрел на друга с насмешкой.
Ренат, стоя сзади Майи, внимательно изучал ее ноги, наклоняя голову то на один бок, то на другой, будто оценивал художественные достоинства картины. Сергей окликнул друга:
– Ренат!
– А! – встрепенулся тот.
– Ты разбираешься в женской одежде? – с каким-то непонятным намеком спросил Сергей.
– Д-да. А что? Зачем это тебе?
Вот увлекся ножками – ни фига не слышал!
– Нашим женщинам нужны сменное белье и одежда, – отчеканил Сергей, развернул его к двери и подтолкнул. – Пообедаем и поедем покупать.
– Мы же собирались...
– Везде успеем.
Обед проходил в молчании. Женщины вызывали улыбку своим потешным видом, особенно Маргарита Назаровна, на которой болтался длинный балахон, грубо застегнутый на булавки. Ренат украдкой присматривался к Майе, что не ускользнуло от Сергея, но она была не в том состоянии, чтобы замечать внимание к своей персоне.
– Уважаемые женщины, – нарушил молчание Сергей, – вы вспомнили то, о чем я вас просил?
– Потайные места? – уточнила Маргарита Назаровна. – Нет, Сережа, я не знаю. Пока не вспомнила.
– А я редко бывала в доме, – сказала Майя. – Мне тем более неизвестно, где дядя любил проводить время.
– Ну, время он любил проводить в разных местах, – задумчиво произнесла Маргарита Назаровна. – Например, с собакой. Дрессировщик-любитель был. Научил ее носить газеты в пасти, но ползать не научил. Дом он любил, обустраивал его. Это была мечта Глеба – иметь свой дом, чтоб и двор, и цветник, и простор...
– Жаль, – сказал Сергей, нажимая на кнопки мобилы. Когда следователь ответил, он вышел из дома. – Алло! Привет. Как дела?
