– Я люблю смотреть на нее, когда она без всего.
– А я сначала люблю в белье, потом снимать его...
– Стой, – прошипел Сергей. – Это он!
1925 год. Петро и Васька.
Он приехал среди ночи – усталый, взмыленный, злой. Умывшись под краном на общей кухне, вошел в комнату. Петро приподнялся, спросил отчего-то шепотом:
– Васька, ты?
– Кто ж еще? – отозвался тот, снимая гимнастерку. Услышав шевеление на кровати брата, вяло поинтересовался: – Кто там с тобой?
Петро подскочил, надел штаны и предложил:
– Выйдем, покурим?
Васька не отказался, понимая, что брат привел бабу и не хочет, чтоб она слышала их разговор. На кухне никого не было, рано еще, братья закурили, а поскольку Васька молчал, Петро, раздираемый любопытством, начал с вопроса:
– Как съездил?
– Встретил за хутором ее и Яурова. Одних. Дед еще там был на телеге.
– Значит, убил, – сделал вывод Петро.
– Нет.
– А чего тогда ездил? – Петро вытаращил красные (то ли от водки, то ли от бессонницы) глаза. – Ездил чего?
– Застрелить хотел... Лошадь у них вертелась, боялся в нее попасть.
– Ну и положил бы всех вместе с лошадью. На тебя ж смотреть страшно, ты, Васька, как с креста снятый. С каких пор лошадей жалеешь?
– Лошадь ни при чем. В Катю боялся попасть.
– Что?!! – вытянулась физиономия у брата. – Боялся в Ка. А кто такая Катя?
– Белогвардейка, – опустил голову Васька. – Зовут ее Катериной, я ж говорил тебе.
У Петра лицо превратилось в неживую маску. Наступила минута молчания. Вдруг он зажмурился и тряхнул головой, будто избавляясь от наваждения, потом поднес папиросу к губам, но она погасла. Петро чиркнул спичкой, глубоко затянулся едким дымом, который защипал в горле, откашлялся. Наконец он обрел дар речи:
– Что-то я не пойму, Вася. Ты тут бесился, ненавистью захлебывался, четыре месяца ее искал. Нашел. Поехал. Вот скажи мне, своему брату: зачем ты туда ездил?
– Забрать Катю.
– Забрать?!! – Петро чувствовал, как у него мозги сворачиваются в трубочку. – Зачем она тебе?! Ответь мне, ради бога!
– Любить, – тихо вымолвил младший братец.
Петро взмахнул руками и ударил себя по бедрам, а монолог его вылился в сплошной рев отчаяния:
– Ну-у... Нет, любить... Кого!!! Васятка, она тебя без глаза оставила, а ты – любить?! Она – контра! Была ею и будет. Вася, тебе любить некого? Я приведу любую и сколь угодно штук, ты только покажи. И люби хоть всех разом, хоть порознь... Вася! Вася, так не бывает.
– Бывает, – мрачно проговорил тот. – Когда она всадила в мой глаз осколок, меня враз и заклинило. Думки только о ней были, все нутро мне выжгли. Потом я ее подзабыл, а когда встретил... Хочу ее, только ее, понимаешь?
– Не-а, не понимаю, – развел руками Петро и зло процедил: – Что там любить, а? Ну, раз так у тебя горит, чего ж не воспользовался? Скрутил бы Яурова, отодрал бы на снегу Катьку и успокоился бы! Ничего в ней не имеется такого, чего нет у других баб, уж поверь.
Васька еще ниже опустил голову и переменил тему:
– У тебя там кто?
– Да бабенка приблудилась, завтра уйдет. А ты... – Петро положил руку на плечо Васьки, заглянул ему в единственный глаз. – Забудь о Катьке, не нужна она тебе. Ради себя же и забудь.
Тот покивал, согласившись, и снова закурил.
Петро любил брата, потому не оставлял его без присмотра. Ненависть он понимал и уважал, ненависть – это сила, двигающая народными массами и сметающая все на своем пути. Но то, что открылось в Ваське, сильно беспокоило его именно потому, что к ненависти не имело никого отношения. Не доходило до него, как можно хотеть до одури одну бабу, да еще кого! Ту, которая покалечила! И чтобы показать брату, насколько прекрасна жизнь в их нынешнем положении, он устраивал попойки с потаскушками, под шумок нашептывая Ваське:
– Гляди на Шурку, бедра у ней, что два мешка, – тугие, будто песком набиты. А Маруська нравится, скажи, нравится? Пощупай сиськи, они ж, как мячи! Понял! Тебе по нраву бывшие. Бери Соньку. У Соньки папаша был урядником! А хороша-то как! Сейчас прогоню всех, ты только скажи.
Васька щупал, целовался, оставался с потаскушками наедине и валялся с ними в койке на радость заботливому брату, однако в нем что-то надломилось, хотя, может, раньше Петро просто не замечал надлома. Зато заметил, что как только у Васьки выдавался свободный денек, он надолго исчезал. Стало интересно – куда. Петро решил проследить за ним. К тому времени у него имелся служебный автомобиль с водителем, так что ему не надо было тереть зад о седло. Привязав коня в роще неподалеку от хутора Барвинского, Васька, таясь, пробрался поближе к хатам и приставил к глазам бинокль.
– Ведьма проклятая, – процедил Петро, тоже наблюдая за братом в бинокль и догадавшись, кого тот высматривает. – Эдак Васька совсем ума лишится. Чем она его приворожила?
И придумал: женю его. Нашел подходящую, интеллигентную, голодную, которая на все согласна лишь бы выжить, а Васька ни в какую. Петро закипел:
– Чего ты маешься? Иссох уже весь. Думаешь, я не ведаю, куда ты ездишь? К ней. К Катьке. Была б тебе полюбовницей – тогда бы я понял, а так-то зачем? Чего надрываешь себя? А хочешь, выкрадем Катьку и делай с ней, что пожелаешь.
– Не надо, – отказался мрачный Васька. – Она беременная.
– Тогда я не знаю...
Петро заходил по комнате, потирая затылок. Ну и проблему на пустом месте соорудил братец! Старший отличался от младшего изворотливым умом, и он придумал, каким способом привести Ваську в чувство.
– Но запомни: коль умом тронешься, я ее, суку, сам порву на куски. Вместе с выводком прикончу, жилы вырву, так и знай.
– Не тронусь, – пообещал Васька.
И все же Петро удовлетворен не был, а впоследствии, наблюдая за братом, лишь убедился: это другой Васятка. Все осталось при нем, а другой, будто не он вовсе – недоступный и непонятный. Он закрылся даже от Петра, больше молчал, мало пил, с бабами меньше водился. Книжки начал читать! Нет, если б он Маркса читал да Ленина – кто ж против? Но он же читал черт знает что! Ходил чай пить к ученому соседу, засиживался у него до полночи, тот давал ему на свое усмотрение книжки. Ну какие он мог дать книжки? Буржуазные. Зачем коммунисту, занимающему ответственный пост, читать сочинения какого-то графа Толстого? Что он там полезного почерпнет? Перемены в брате Петро приписывал только белогвардейской ведьме. Но Васька остался при уме, что и спасло ее. С другой стороны, умный разве ж будет таким? Не зная, что предпринять, дабы вернуть брата в нормальное русло, Петро растерялся, но помалкивал.
