Его страшно уязвляло, что жена бросает вскользь даже не упрек по поводу баб, а говорит, будто это ее нисколько не задевает. Лучше б она скандалила.
– А ты? – подскочил к ней Назар с намерением ударить, сжал кулаки, свел скулы. – С кем Леньку нагуляла?
Катя подняла утюг – большой, чугунный, горячий. Спокойно, что особенно бесило мужа, произнесла:
– Попробуй тронь. Не обрадуешься.
После ссор он хлопал дверью. Потом приходил и просил прощения. Потом все повторялось. Так они и жили. Но когда родилась Маргаритка, просочились и слухи, что Назар снова связался с Милькой, Катя ушла в комнату мамаши, сказав мужу:
– Отныне ты сам по себе, я сама по себе. Идти мне некуда, к тому же с детьми. Хочешь, уходи к Мильке, Надьке, Нюрке... А хочешь, живи, ты мне не мешаешь. Но после своих Милек не смей ко мне лезть.
Не помогли ни клятвы, мол, люди врут, ни уговоры, ни временное затишье в пьянках и бабах.
Благодаря мамаше у Кати развились способности к ведению хозяйства. Огород у нее был в прекрасном состоянии, имелись куры, утки, коза, во дворе царил порядок. В общем, она не бедствовала и была довольна. Но однажды, когда Леону исполнилось семь, он прибежал домой с горящими глазами:
– Ма! Гляди, удочка! Настоящая! Крутишь ручку, а леска сама ходит.
– Где ж ты ее взял?
– Дядя Вася подарил. Мам, что мне поесть?
У нее сердце так и подпрыгнуло, а ноги подкосились, Катя упала на табурет, спросив с опаской:
– Какой дядя Вася?
– Ты его не знаешь. Он с городу...
– Из города, – автоматически поправила сына Катя.
– Ага. Рыбачить сюда приезжает на лодке с настоящим мотором, меня катал и пацанов. У него один глаз.
Следит, догадался, украдет сына – бушевало внутри.
– Леон, прошу тебя, не садись к незнакомым людям в лодки. Это могут быть плохие дяди, увезут тебя.
– Он еще у прошлом годе до нас...
– В прошлом году к нам! – исправила вульгаризм Катя. – Хорошо, когда он приедет, я хочу посмотреть на него.
Неделю она не выпускала сына из виду, буквально бегала за ним по пятам. И, наконец, увидела Ваську. Он приплыл с двумя друзьями, трое мальчиков и ее сын сели к ним.
– Леон! – закричала Катя, сбегая к берегу. – Домой!
– Ма, я покатаюсь... – надул губы сын.
– Никаких катаний! Иди домой!
– Мамаша, чего ты всполошилась? – засмеялся друг Васьки. – Мы доставим мальчиков назад через пять минут.
Васька спрыгнул на берег, подошел к Кате, крикнув друзьям:
– Катайтесь, я подожду. – Лодка отплыла, затарахтел мотор. – Здравствуй, Катя.
– Опять ты! Что тебе надо? Не трогай моего сына, – выпалила она.
– Сдурела? Я ж не бандит. Так Ленька – твой сын? Я не знал.
– Врешь. Ты нарочно сюда из-за него приезжаешь. Вася, прошу тебя, не приезжай больше.
– Хорошо, не приеду. Как ты живешь, Катя?
– Как все.
Она не расположена была говорить с ним, вытягивала шею и смотрела туда, куда уплыл сын с чужими мужчинами. К ее радости, они вскоре вернулись, Катя взяла Леона за руку и пошла прочь, не оглядываясь.
– Что за женщина? – полюбопытствовал один из друзей.
– Так, знакомая, – сказал Василий, оттолкнув лодку и запрыгивая в нее.
– Красивая. А Ленька ее на тебя похож. Нет, правда, вылитый ты.
– Признавайся, Василий Евсеевич, не ты ли бабе мальца заделал? – пошутил второй.
Сама того не желая, Катя выдала ему свою тайну. Не скажи она «нарочно из-за него приезжаешь», он бы, возможно, и на шутки друзей не обратил бы внимания. Но вычислил время и не сдержал слова, ездил к хутору теперь посмотреть на сына, находя в нем все больше своих черт. Мало того, привозил гостинцы, а чтобы хуторяне ничего не заподозрили, раздавал гостинцы и друзьям Леньки. Катя попыхтела, но, видя, что у него нет подлых намерений, махнула рукой. К счастью, Назар вообще ничего не замечал, живя своей жизнью.
Наступил сорок первый, началась война. Правительство вспомнило, что казаки когда-то верно служили отечеству и приступило к формированию кубанских отрядов. Назар ушел добровольцем. Весной сорок второго, приближалась линия фронта с Таманского полуострова, куда высадился фашистский десант, вновь появился Васька, да не где-то случайно встретился, а в дом вошел:
– Катя, я за тобой. Собирайся.
– Куда? Зачем?
– Завтра немцы здесь будут, я отправлю тебя с детьми в эвакуацию, у меня есть возможность. Поезд утром.
– Нет, я не поеду. А дом? А птица? У меня коза и свинья...
– Куркулькой стала, Катерина Леонардовна, а была благородной девицей. Ты хоть знаешь, что угоняют они людей в Германию? Половина Украины уже там, старший твой точно попадет. Катя, я вырвался с трудом, времени нет. Иначе заберу одного Леньку, здесь его не оставлю, это мое твердое слово.
– Да как же мы поедем? – растерялась она. – В чужое место... Кто нас там ждет? Где жить будем? У меня трое детей...
– Все подготовлено, по документам я отправляю свою семью, ты не одна едешь, таких много. Вас встретят, дадут временное жилье, помогут с работой. Чего стоишь? Собирайся!
Под его напором, она покидала вещи в сумки и узлы, ценностей не осталось, они были потрачены, когда наступали голодные времена. Погрузились в новенький «Виллис», крытый брезентом и покинули хутор. Живя на отшибе, Катя плохо представляла, что творится кругом, а тут воочию увидела панику.
Армия отступала, и на это было больно смотреть. Народ, погрузив скарб в повозки, уходил подальше от беды, в общем, умные бежали, куркули оставались стеречь свое добро. Что такое война, Катя и дети испытали прямо на той дороге. Налетели два самолета, стали бомбить. А вокруг ни укрытия, ни рощ, одна степь. Люди разбегались в разные стороны, некоторые залезали под телеги, солдаты стреляли. Водитель «Виллиса» мчался, как бешеный, объезжая препятствия. Один самолет развернулся, снизился и полетел прямо на беженцев, расстреливая кого придется из пулемета. Василий успел крикнуть:
– Всем на дно! – И сам пригнулся.
Машину повело зигзагами – убили водителя. Василий столкнул его труп на дорогу, сел за руль, а Катя, сжимая плачущую Риту, шептала молитвы. Чем закончилось бы это путешествие, трудно сказать, но в небе появились три наших самолета, началась пальба жуткий рев в воздухе...
