– Тихо, тихо... Я ничего тебе не сделаю. Дай руку перевязать.
На вопли сбежались бойцы и Петро. Васька извивался на полу, в его глазу торчал осколок стекла. Старшему Шестрюку не надо было объяснять, что произошло, он и так все понял. Петро схватился за бок, но кобуру оставил в хате, поэтому заорал:
– Револьвер мне! Застрелю суку!
– Охолонь, командир! – не закончив перевязку, поднялся Яуров. – Васька насильничать пришел, не дело это для бойца Красной Армии.
– Ты меня учить вздумал?! – побагровел Петро. – Я и тебя в расход...
– Обожди с расходом, – сказал Яуров мирно. – А ты б как поступил? Днем расстреляли ее родню, а ночью пришли насиловать. Ты б не оборонялся?
– В чем дело? – появился комиссар, его явно кто-то позвал.
Почувствовав поддержку, Яуров снова присел и продолжил перевязывать Катину руку. А трое бойцов навалились на Ваську, четвертый резким движением вырвал из глаза осколок. Раздался звериный вопль. Васька едва не сбросил троих – настолько ему стало больно.
До полночи все не могли угомониться, кое-кто считал, что белогвардейскую девку надо пустить по кругу, некоторые призывали к совести, кто-то помалкивал, но к согласию так и не пришли. Однако подчинились комиссару и разошлись, снова заперев Катю в сарае...
3. Наши дни, полгода спустя, май. Не ждали.
Перекрывая гул, раздался невнятный голос дикторши:
– Встречающий гражданин Спасский, вас ждет друг в центре регистрационного зала. Повторяю...
Сергей вертелся на одном месте, его зеленоватые глаза пытались разглядеть того, кого, возможно, внешне двенадцать лет, и он стал неузнаваем. Полина тоже смотрела по сторонам, но часто останавливала вопросительный взгляд на муже, иногда бросала девятилетнему сыну, ерзавшему на чемоданах:
– Не вертись, Данила.
Только шестилетняя Варенька сидела смирно, прижав куколку к груди, у нее, в отличие от остальных членов семейства, было завидное терпение. Через десять минут дикторша повторила информацию для Спасского, после чего прошло еще десять минут.
– Мы уже час стоим, – робко напомнила мужу Полина.
– Могло произойти ЧП, – Сергей не терял надежды. – Например, машина по дороге сломалась, или...
– Что – или? – спросила Полина, не дождавшись окончания фразы.
– Не знаю, – пожал он плечами.
– Позвони еще раз. Может, он был вне зоны.
Сергей достал трубку, слушал, опять нажимал на вызов, еще слушал... Прошел час, потом два. Данила гулял по залу, приставая к пассажирам, за ним то и дело бегала Полина, извинялась и возвращала мальчика на место, то есть на чемодан. Она женщина выдержанная, ни упрека мужу не сказала, никак не дала понять, что недовольна. Да и в чем он виноват? Что друг долго, несколько лет подряд приглашал его погостить, они наконец-то вырвались, пролетели две тысячи километров, а он не приехал встретить, как обещал? Но ведь действительно могло произойти нечто непредвиденное, хотя почему, в таком случае, Спасский не прислал вместо себя кого-нибудь или не сообщил, что не может их встретить? В душу Полины закрадывались подозрения, что друг мужа приглашал их ради красного словца, а как до дела дошло, решил спрятаться в норку. Она не посмела вслух высказать свои подозрения, зная, как рассердится Сережа, которому и так было неловко перед ней.
– Знаешь что... – сказал он. – Берем такси и едем к нему. Данька, брысь с чемодана!
Сергей подхватил чемоданы, Полина помогла сыну надеть рюкзак, схватив две сумки и Вареньку, и помчалась догонять мужа, лепеча:
– Сережа, уже ночь... Неудобно. Вдруг нас не очень-то и ждали...
– Глупости! – бросил Сергей через плечо. – Как это не ждали? Кто? Глеб? Да нас даже мать его приглашала тысячу раз.
– Но почему же тогда он не отвечает на твои звонки? – семенила она за ним, волоча за собой Вареньку. – Телефон ведь принимает сигнал.
– Приедем – узнаем.
– Не лучше ли в гостиницу, а завтра...
– Нет. – Сергей открыл дверцу такси и скомандовал: – Живо всем в машину.
Назвав адрес, он вытер платком лицо и шею, затем ободряюще подмигнул жене – дескать, паникуешь зря.
Ночь не помешала ему разглядеть небольшие коттеджи, выстроенные почти по одному проекту, окруженные если не лесом, то густыми зарослями. Это были не дворцы, но и не примитивные строения. Глеб Спасский писал по электронной почте, что продал три квартиры – свою, мамину и тестя, – решив на семейном совете не задыхаться в центре города, а переселиться на свежий воздух.
Таксист остановился около ворот, рядом с которыми был выведен белой краской номер дома. Расплатившись, Сергей взял чемоданы и подошел к воротам, нашел кнопку звонка. Никто ему не ответил и не вышел. Странно, Глеб живет не один, семейство у него немаленькое, неужели некому встретить гостей?
– Свет в окнах не горит, – сказала Полина, заглядывая в щели ограды из железных щитов. – Нас никто здесь не ждет.
Сергей не мог смириться с тем, что его подвел друг, он тронул за ручку железной двери, к счастью, она оказалась не запертой изнутри. Приоткрыв ее, он просунул голову во двор, а жена предупредила:
– Осторожно! В таких домах обязательно держат собак.
Но навстречу им не выскочила псина. Сергей вошел, огляделся, затем внес вещи, усадил на чемодан Вареньку и обошел двор со словами:
– Хорошо здесь, а? Порядок и красота. Подождем?
– Чего? – присев на другой чемодан, спросила Полина. Она устала, дети тоже, хотя Данька не знает, что такое усталость, – мальчик принялся бегать по двору, находил закоулки и нырял в них.
– Не чего, а кого, – ответил Сергей. – Хозяев будем ждать. Наверняка что-то случилось. Может, матери Глеба стало плохо, тогда им не до нас. Не беспокойся, Полина, думаю, он скоро будет.
На всякий случай Сергей сделал еще один звонок по мобиле, но... Данила позвал его:
– Па, иди сюда.
Сын сидел на корточках возле ступенек. Что он там нашел? Сергей подошел к нему и увидел крупную собаку, которая лежала на боку без признаков жизни.
– Она спит? – спросил сын.
– Не похоже, – проговорил Сергей, присаживаясь на корточки.
Было темно, пришлось наклониться к собаке, чтобы рассмотреть, что с ней. Вскоре Сергей понял: сдохла. Как человек дотошный, он посветил мобильником на труп собаки, провел световым лучом по тушке и увидел темные пятна на шкуре. Еще сомневаясь, он тронул пальцем вязкую мокроту, слегка растер и поднес к глазам, после чего выпрямился:
– Даня, иди к маме.
– Пап, она мертвая?
– Да. Иди, я сказал.
