Короче, отживала свой век Черноморская гребная флотилия, отживали его и служившие без живого дела моряки.
Так-то слагались боевые части Черноморского казачьего войска, вырабатывались способы и приемы борьбы для ведения вой-ны с горцами и для обеспечения мирного существования Черномории. У казаков было все свое – свое войско, свой военный строй, свои приемы службы, и что всего важнее, всю военную службу казак нес на собственный счет, особенно в первые годы существования войска.
Казалось бы, что при такой самобытности казаки должны были быть если не полными хозяевами в своем военном деле, то во всяком случае настолько самостоятельными, чтобы иметь право защищать край и себя, как требовали того военные обстоятельства. Бьют казака, надо же ему вовремя защищаться; но именно этого черноморский казак не мог делать по двум причинам.
Во-первых, охраняя границу, казаки лишены были права переходить ее, настигать и карать неприятеля на его стороне. Высочайшим повелением 22 декабря 1798 года император Павел строго-настрого приказал ни в каком случае не переходить Кубани при преследовании горцев, нападавших на границу. Такие приказы повторялись и впоследствии при Александре I. Это ставило в фальшивое положение казаков и их начальство. В апреле 1800 года Бурсак жаловался на полную невозможность вести войну с неприятелем, трогать которого было нельзя за пределами Кордонной линии. Черкесы собирались огромными скопищами, открыто грабили край, убивали и уводили в плен казачье население, угоняли его скот, жгли и захватывали его имущество; но казакам позволялось ловить неприятеля только на месте преступления, по эту казачью сторону Кубани.
Во-вторых, главное военное начальство находилось вне войска. Вели военное дело на свой счет и за свой риск казаки и их атаманы, а распоряжались всем таврические военные губернаторы и инспекторы Крымской инспекции, жившие за сотни верст от Черномории. Самые неотложные дела решались путем бумажной переписки. Получалось нечто неестественное. Войско было в одном месте, а главные его военачальники в другом. Особенно тяжело приходилось казакам при внезапных набегах черкесов на Черноморию.
Когда под влиянием суровой необходимости было снято запрещение переходить Кубань в погоне за неприятелем и снаряжать экспедиции против него, у казака все-таки были связаны руки канцелярской волокитой по сношению с военачальниками. Генералы, жившие большею частью в Одессе или Херсоне и считавшие себя большими знатоками военного дела, ухитрялись вести войну с черкесами из прекрасного далека, заранее определяя на бумаге все частности военного дела. В сентябре 1814 года генерал Розенберг, живший в Херсоне, приказал привести в исполнение целый план экспедиций против черкесов знающему военное дело и талантливому казачьему атаману Бурсаку в виде следующих выработанных им предначертаний.
Розенберг приказал Бурсаку собрать 10 конных и пеших полков для экспедиции в горы, близ Александровского или Ольгинского кордона.
Известить приязненные России племена о намерении наказать шапсугов.
Переправу через Кубань отряда произвести не в одном, а в нескольких местах.
По воле Государя, шапсугов наказать примерно, но щадить стариков, женщин и детей.
При наказании шапсугов не трогать других черкесских племен.
Один батальон егерей отделить от отряда в резерв. Беречь людей.
Не трогать тех шапсугов, которые держали нейтралитет при набегах их единоплеменников.
Не касаться вещей «хищников» в аулах, чтобы не захватить заразы.
Действовать одновременно с войсками Кавказской линии, совместно с генералом Глазенапом.
В этом распоряжении наряду с совершенно правильными указаниями было много невыполнимого. Все экспедиции велись обыкновенно в строжайшем секрете, который не открывался даже войску. Генерал приказал известить об этом приязненные черкесские племена, у которых с другими племенами не было никаких секретов. Переправу требовал генерал произвести у Ольгинского кордона в разных местах, а именно здесь переправа производилась в одном только месте и настолько удобном, что впоследствии здесь устроен был так называемый Тэт-де-Понт и направлена самая удобная дорога в горы. Генерал посылал казаков громить черкесов и уничтожать их имущество и в то же время воспрещал дотрагиваться до этого имущества и т.д., и т.д. Можно представить себе положение Бурсака, который прекрасно понимал, как следует действовать в походах против горцев.
Стремление держать в опеке казака и его начальство со стороны военных сфер было явное и всеобщее. Особенно генералы никак не могли понять, что казачья старшина и казаки, как военная сила, способны были действовать самостоятельно. Казачьи войска казались им чем-то особым.
И действительно, на Черноморском вой-ске продолжала еще лежать печать примитивных запорожских порядков, был еще силен дух товариства и той простоты нравов, какая господствовала в Запорожье. Между старшиною и казаками замечалась рознь скорее экономическая, чем бытовая. У тех и других были одинаковые нравы и обычаи, казаки имели еще если не выборный, то во всяком случае назначенный своим же казачьим начальством класс старшин – офицеров. Указом 13 января 1802 года было приказано раз и навсегда не производить впредь никого и ни в какие чины, так как это была прерогатива Верховной Власти.
Но сами казаки продолжали еще считать себя равноправными со старшиною если не по чинам, то по казачьему «звычаю», вместе жили, вместе пили, ели и вместе кутили. В исторических материалах находится масса указаний на этот счет.
Как на характерный пример в этом отношении можно указать на отеческие меры атамана Бурсака по служебным упущениям казаков и старшины. Бурсак держался запорожских взглядов и приемов в этой области, он не придавал суду ослушников и своевольников по нарушению военных порядков, дисциплины и приличий, не подводил их ни под каторгу, ни под расстрел, а карал по-старинному, как батька-атаман. Когда в 1807 году замечено было несколько казаков, бежавших с поля сражения, то Бурсак распорядился, чтобы они отданы были в команду на байдаки в сверхсрочную службу взамен наказания шпицрутенами. В том же 1807 году он приказал наказать по сто ударов палками двух казаков, самовольно отлучившихся за Кубань на охоту за кабанами, и 14 пикетных казаков за то, что они знали об этом и не сообщили начальству. В 1814 году Бурсак сделал строгий выговор полковнику Белошапке за слабость у него охранной службы, последствием чего было пленение двух казаков, а казака, бывшего в разъезде и по небрежности не заметившего черкесов, приказал наказать 50 ударами палок.
Карая так казаков, Бурсак не исключал из числа их и старшины. В июне 1801 года он приказал хорунжему Орлу, служившему в Новогригорьевском кордоне, употребить на кордонную службу, наравне с рядовыми казаками без всякого послабления, есаула Помазана и сотника Стороженко в наказание за пьянство и безобразия. Помазан, отлучившись с поста с тремя казаками, шатался с ними по шинкам в Екатеринодаре и «во всю скачь бегал по городу на лошадях», а к нему, наказному атаману, был доставлен настолько пьяным, что «отвечать не возмог». Стороженко скандалил в городе и явился к атаману также пьяным. Через некоторое время Орел рапортовал Бурсаку, что, согласно его распоряжению, он поступил с есаулом Помазаном и сотником Стороженком, как с рядовыми казаками, и через каждые три дня читал им военный артикул в назидание, как надо служить Государю.
