Около того же времени начались мелкие стычки с персианами. Бригадиру Головатому поручено было занять с десантом остров Сару. Капитан Головатый, сын войскового судьи, занял Зензелинский залив. Казаки приступили к поднятию со дна затопленных персианами судов и при этих работах имели неоднократные столкновения со своими противниками. Особенно отличились черноморцы при освобождении армян на Зензелинском берегу. Согнавши с этого берега артиллерийским огнем персиан, часть казаков забрала в лодку армян с имуществом. Когда персиане, желая овладеть лодкой, направили семь вооруженных киржимов против казаков и когда командовавший казаками лейтенант Епанчин на просьбу казаков поддержать их «только шляпой махнув» и сам убежал на бот «Орел» с места сражения, то черноморцы, выбравши начальником казака Сову, решили вступить в бой с персианами, заранее условившись бить неприятеля «без промаху». Лишь только персиане подплыли к казачьей лодке на ружейный выстрел, как черноморцы на выбор убили 8 человек, по-видимому, «первоначальников». Персиане, встретивши такой отпор, «попадали на дно киржимов» и находились в таком положении, слабо отстреливаясь из-за бортов, до тех пор, пока ветер не отнес их подальше от казаков, соединившихся с остальными судами флотилии.
Между тем в начале ноября утонул полковник Великий, плывший с командой на баркасе во время «большой штурмы» у Камышеватского полуострова на остров Сару. Около того же времени 14 ноября умер заступивший место контр-адмирала Федорова граф Апраксин, и команду снова принял войсковой судья Головатый. Болезни и смертность между казаками и войсками усилились. Военные же действия сводились к переездам с места на место, к охране занятых мест и к непомерным работам казаков на пристанях по разгрузке и нагрузке судов провиантом, при рубке леса и т.п.
Января 28-го 1797 года умер и войсковой судья Головатый. Весь отряд черноморцев, бывший под его командой, значительно поредел от болезней и смертности. Казаки точно попали в заколдованное место; военных действий не было; тратились силы напрасно на ненужные передвижения и часто на непосильные работы. Сам главнокомандующий граф Валериан Зубов только переписывался из прекрасного далека с ближайшими начальниками казаков и регулярных войск. Все предприятие казалось до крайности неопределенным и непонятным. Черноморцы делали побеги в надежде найти какое-то казачье войско и военное дело. И персидский поход так же бестолково был закончен, как и начат. В мае 1797 года черноморцы, под командой полковника Чернышева, были направлены обратно на родину. Начались новые мытарства и неурядицы. Потерявши на персидских берегах почти половину своих товарищей, изнуренные и переболевшие казаки шли домой в Черноморию с чувствами нравственной обиды и неудовлетворенных справедливых требований.
Таким образом, персидский поход показал, что черноморцы, как и за Бугом, оказались пригодными «на персидских берегах» и для морской, и для пешей, и для кавалерийской службы и что при такой разносторонности они выполнили массу чисто хозяйственных работ, а в нужных случаях выказали замечательную отвагу, храбрость и самоотверженность. Но все это было куплено дорогой ценой наполовину вымершего отряда и смертью самого видного деятеля в Черноморском войске судьи А.А. Головатого.
Злоключения черноморцев, однако, не окончились с приходом казаков на Кубань. Черноморцы не могли помириться с тяжелыми лишениями, перенесенными ими в персидском походе, и выразили это в открытой жалобе на имя всего войска.
На первых страницах истории Черноморского войска резко напрашивается на внимание этот эпизод из жизни казачества, известный под именем персидского бунта. Черноморские казаки, преимущественно рядовая масса, возвратившись из персидского похода, открыто протестовали против произвола правящей партии – чиновной старшины, и искали вознаграждения за материальные лишения, произошедшие по вине начальства. Этот совершенно естественный протест и был обращен правящей старшиной в бунт. Персидский бунт поэтому интересен не столько сам по себе, сколько по тем обстоятельствам, которыми он был вызван, сопровождался и обусловливался.
Причины персидского бунта крылись глубоко в общественном переустройстве черноморского казачества, в тех коренных изменениях, которыми были поколеблены вековые устои казачьего демократического строя. Первые признаки этого бунта проявились еще во время персидской войны, в рядах персидского отряда черноморцев.
24 августа 1796 года полковник Великий сообщил с острова Сары Головатому, что из ста человек казаков, рубивших лес под командой полкового квартирмейстера Симона Порохни на Талышенских берегах, скрылись неизвестно куда, в ночь с 19 на 20‑е августа, 39 человек команды. Отыскан был лишь один казак куреня Леушковского Савва Орленко, который показал, что бежавшие казаки направились по р. Куре в Грузию. Неизвестное Орленке лицо уверило казаков, что в Грузии будто бы «собирается казачье войско во главе с кошевым Растрепой». Казаки и ушли в это войско.
Из другого сообщения того же полковника Великого от 24 августа видно, что побег совершили казаки из двух команд – Семена Чернолеса и Симона Порохни. Чернолес, по его словам, лично развел часовых в караульные места и, проверяя караул за два часа до рассвета, обнаружил побег казаков. На другую ночь сам Чернолес наблюдал за командой, но ночью был сильный ливень, заставивший всю команду переходить с места на место. И опять не досчитались нескольких казаков. Другой старшина, Порохня, «был одержим» столь сильной болезнью, что не в состоянии был даже дать показания, как бежали у него казаки.
Впоследствии, в рапорте 27 сентября 1796 года кошевому Чепиге, Головатый дал подробные сведения об этом происшествии. Происшествию на острове Саре предшествовал другой побег казаков. Когда черноморцы стояли в Баку, то привозившие в армию провиант чумаки сообщили им, что в Грузии находилось до восьмисот казаков под главенством кошевого Растрепы и что грузинский царь платил им за службу отличное жалованье. Тогда же шесть человек из разных куреней пробовали бежать в Грузию, но все были пойманы. К Головатому был доставлен только один беглец – казак Левко Малый, а остальные пять были задержаны властями за ограбление какого-то купца.
С переходом казаков из Баку на остров Сару деятельную агитацию о побеге в Грузию к кошевому Растрепе повел казак куреня Сергиевского Онисько Козырь. Под его именно влиянием бежало 39 человек в Грузию. Онисько Козырь уверил казаков, что о существовании казаков в Грузии он лично слышал от донского казака, приезжавшего курьером из армии к Талышенскому хану.
Не зная дороги в Грузию, казаки разделились на две партии, направившиеся разными путями. Об этом уведомил Головатого Талышенский хан Мустафа. Для поимки бежавших казаков Головатый отправил отряд под командой полковника Великого и полкового есаула Коротняка. Эти старшины поймали 10 беглецов, «отощавших без пищи и раскаивающихся в своем побеге». Остальные 28 человек скрылись неизвестно куда. Прошел слух, что они перебрались через горы в Муганскую степь. Но Головатый предполагал, что бежавшие казаки, по незнанию дороги и трудности прохода в Грузию, не попадут в нее, но и «стыда ради» не вернутся обратно в армию, а, вероятно, попытаются пробраться на Кубань. Что сталось с этими казаками, об этом сведений в исторических материалах не оказалось.
