А порядки эти были таковы. Обыкновенно выселялись казаки на новые места добровольно. Государи посылали пригласительные грамоты на выселение в известные места; а казаки собирали круги, «вычитывали» на них царские грамоты и вызывали охотников на переселение. Таким образом, с согласия войска формировались целые отряды охотников, пополнявшие старые вой-ска или образовывавшие новые. Так было при Петре Великом, когда казаки вышли с Дона на Терек, и при Анне Ивановне, когда донцы заняли Волгу.
И вот эти-то старинные порядки не были соблюдены при переселении донских казаков на Кубанскую линию. Об этом переселении не только казаки не были извещены грамотами на казачьих кругах, но и сам вой-сковой атаман был плохо осведомлен.
Дело в сущности было серьезнее, чем оно представляется на основании приказа, явно ослабившего резкие и густые краски события. По тогдашним законам поступок казаков карался смертью, а только что улегшиеся после пугачевщины волнения должны были служить зловещим признаком надвигающегося события. Власти едва ли склонны были гладить по головке казаков за такие проступки, как неповиновение начальству и своевольный уход с военных постов и линий. Нужны были серьезные побуждения, чтобы сам войсковой атаман решился ехать в Петербург и хлопотать там об отмене встревожившей казаков меры. И эти побуждения несомненно крылись «в нарушении казачьих привилегий». На протесте против этого пункта могло объединиться все донское казачество.
Между тем оставившие Кубанскую линию казаки 30 мая прибыли к реке Дону и расположились лагерем на противоположном от Черкасска берегу этой реки. В это время Дон необычайно разлился, и целое море воды отделяло взбунтовавшихся казаков от города. После короткого отдыха казаки по обычаю составили войсковой круг. В центре были помещены полковые знамена и бунчуки, а вокруг их, на известном расстоянии, выстроились казаки. Древний обычай и серьезность момента должны были внушающе действовать на казаков. При наступившей тишине предводитель толпы Белогорохов торжественно спросил казаков: «Знаете ли вы, отчего мы ушли с Линии и зачем пришли сюда?» – «Знаем!» – коротко и дружно загудел ответ толпы. Тогда Белогорохов предложил всем сесть, как делается это обыкновенно у народа в случаях серьезного шага в каком-либо крупном деле. Затем последовало распоряжение вожака «помолиться Богу». Казаки встали и помолились Богу. И когда закончены были все эти церемонии, Белогорохов властно приказал дать торжественную клятву друг перед другом стоять твердо и положить животы за предпринятое дело. Казаки клялись и в подтверждение своей клятвы целовали преклоненные перед ними знамена. В конце концов толпа решила переправиться в Черкасск и потребовать от войскового атамана, чтобы он показал грамоту о переселении казаков на Кубанские места, в существовании которой они сомневались.
Разлившийся на громадное пространство Дон воспрепятствовал, однако, казакам привести немедленно в исполнение свое намерение. У казаков не было лодок для переправы. Но так как при разливе реки часть казачьего скота осталась за Доном и казачье население приезжало на пастбища на небольших лодках, то казаки, захвативши несколько таких лодок, ночью незаметно подплыли на них к пристани, устроенной у Черкасска на правом берегу Дона, и забрали отсюда необходимое им количество судов.
На другой день, рано утром, вся казачья толпа переправилась на правый берег Дона и, распустивши знамена, торжественно вступила в Черкасск во главе с Белогороховым. Остановившись у дома войскового атамана, казаки «с превеликим криком» потребовали выхода к ним войскового атамана для объяснений. Атаман после некоторого колебания вышел к толпе и спросил бунтовщиков, чего они хотят. В ответ на это посыпался целый град упреков и угроз из бушевавшей толпы. Казаки обвиняли атамана в том, что он их «не защищал, а погублял», и по обыкновению вычитали ему и собственные его грехи, и грехи его отца, бывшего также атаманом. Иловайский объявил, что на переселение донских казаков на Кубань действительно есть Высочайшее повеление. Казаки закричали: «Покажи его нам!» Чтобы успокоить толпу, атаман приказал вой-сковому дьяку Мелентьеву, стоявшему на крыльце атаманского дома, сойти вниз и прочитать грамоту о переселении. Когда же Мелентьев начал читать грамоту, то казаки неожиданно заявили, что они ничего еще не ели и что, поевши, опять придут. На базаре, куда отправилась толпа, казаки вели себя чинно и платили за все деньги.
Появление в Черкасске толпы вооруженных казаков, ушедших с Кубани, взволновало городское население. Атаманский дом окружили любопытные горожане и казаки ближайших к городу станиц. Ввиду распространившихся слухов о возможности покушения на жизнь Иловайского, к атаманскому дому был приставлен караул из вооруженных казаков. Толпа бунтовщиков не нашла, однако, поддержки в массе городского населения. Некоторые горожане пытались уговорить казаков подчиниться начальству, но казаки не обратили внимания на увещания.
Поевши, казаки вновь собрались у дома войскового атамана. Здесь войсковой дьяк по требованию казаков прочел им копию с именного Высочайшего повеления о переселении, и когда, окончивши чтение, он произнес: «на подлинном написано так: Екатерина», из толпы раздалось грозное: «Вы нас обманываете!» В толпе поднялся невообразимый шум. Казаки бросились на дьяка, нанесли ему несколько ударов и отняли бумаги; дьяку, однако, удалось вырваться из рук толпы. Дело приняло такой оборот, что приставленный к дому атамана караул приготовился дать залп по толпе, но в это время Белогорохов поднял вверх свою шапку и толпа, по одному этому мановению своего вожака, сразу смолкла и успокоилась. Пользуясь этим затишьем, «почтенные люди и старики» попытались было уговорить казаков, но они не хотели ничего и никого слушать. Толпа с криками отправилась к генералам Мартынову и Луковкину и спрашивала их: «что вы с нами делаете»? Мартынов ответил, что он ничего не знает, а Луковкин пытался было успокоить казаков, но окончил также отговоркой о незнании.
После этого толпа снова отправилась к войсковому атаману, и когда последний стал уговаривать бунтовщиков и уверять, что ради защиты казачьих интересов он сам едет в Петербург, казаки кричали: «Без резону не езди, и мы тебя не пустим, а назад ехать не хотим, хотя сейчас нас всех велите побить». Результатом объяснений с Иловайским явилось требование казаков выдать им такие билеты, по которым в станицах их приняли бы не как беглецов, а как бы возвратившихся с очередной службы домой. Войсковой атаман пошел и на это, объявивши казакам, что он пошлет по станицам соответственные приказы, а им велел разойтись по домам. Казаки, видимо, несколько успокоились. Часть их снова переправилась на левый берег Дона к месту своей стоянки, а часть осталась у дома атамана, боясь, что он выедет, не давши им обещанных билетов.
По донесению князя Щербатова, находившегося с войсками в Ростовской крепости и зорко следившего за волнениями в Черкасске, взбунтовавшиеся казаки в дальнейшем вели себя следующим образом. Казаки, заручившись обещанием войскового атамана о зачете им службы на Линии и о признании их в приказах не бунтовщиками, изъявили желание выдать начальству захваченные ими на Кубанской линии полковые знамена. Июля 1‑го они переправились на левую сторону Дона, а 2 июля в 6 часов вечера около 200 человек разместились в семи лодках и приплыли с распущенными знаменами к городу. Белогорохов с тремя товарищами явился к войсковому атаману, у которого собралась казачья старшина, атаманы, «старики» от всех городских станиц, и доложил атаману о «прибытии знамен». Последний приказал ему сдать знамена, что и было исполнено. После этого Белогорохов стал требовать грамот в станицы от войскового атамана и, будучи недоволен одними его приказами, потребовал, чтобы такие же документы были посланы в станицы и «за подписями судей от гражданского правительства». И войсковая администрация была вынуждена исполнить эти требования.
