Несмотря на этот спокойный тон указа, высшие сферы Петербурга были встревожены положением дел в Донском войске. Февраля 4-го 1794 года председатель Государственной Военной Коллегии граф Салтыков писал Гудовичу, что так как волнения на Дону не прекращаются, то в случае нужды Гудовичу необходимо будет спешно передвинуть с Кавказской линии еще один пехотный полк, или сколько понадобится, под команду князя Щербатова. Вместе с тем, по мнению Салтыкова, нужно было следить за полками, находившимися в Кавказском корпусе, которые, по полученным им сведениям, сносятся с бунтовщиками.
Того же 4 января граф Салтыков в секретном ордере князю Щербатову извещал его о распоряжениях, посланных в передвигаемые к Дону части войск, и советовал действовать с крайней осторожностью. Весьма важно было, по его мнению, занять войсками станицы только тогда, когда в распоряжении Щербатова будет достаточно сил для подавления бунта. Месяц спустя Салтыков писал Гудовичу о скорейшем приведении в исполнение этого плана. А особенно важно охранить Царицын, как ближайшее соседнее место с казачьими станицами. Сюда необходимо послать конный полк и один или два батальона пехоты с знающим и расторопным начальником, с наказом, чтобы он секретно следил за происшествиями в Донской области и не допускал бы мятежников проникать в Царицын и окрестные места.
17 февраля князь Щербатов известил Гудовича, что посланный им отряд из двух батальонов пехоты и одного эскадрона конницы 12 февраля прибыл в Черкасск под командой полковника Кривцова. Из этого отряда казанский батальон оставлен генералом Иловайским в Черкасске для соблюдения порядка, а остальные части отправлены для соединения с егерскими батальонами. Два драгунских эскадрона, посланные также Гудовичем, еще не пришли. Павлоградский легкоконный полк должен был прибыть 18 февраля в станицу Казанскую, а Шлиссельбургский пехотный и карабинерные полки 16 февраля заняли определенное место вблизи волнующихся пяти станиц. Туда же двинул Щербатов и другие части войск, находившиеся в его распоряжении. 23 февраля должны были соединиться у станицы Есауловской оба фланга передвигающихся войск при четырех орудиях полевой артиллерии. От Салтыкова Щербатов получил извещение о направлении на Дон Брянского пехотного полка из Калуги. Отданный в распоряжение Иловайского Павлоградский легкоконный полк был послан временно в Глазуновскую станицу, в которой был избит станичный атаман и произведены беспорядки. Хотя отвлечением этого полка и были несколько ослаблены силы князя Щербатова, но он надеялся вскоре изменить к лучшему положение дел.
Вместе с этим общим планом оцепления регулярными войсками волнующихся станиц Щербатов в особом приложении к своему рапорту сообщил Гудовичу ряд следующих сведений о происшествиях.
31 января, по сообщению старшины Пимонова и сотника Небыкова, сборище в Есауловской станице, по сто человек от каждой из пяти станиц, было распущено и только одна Есауловская станица оставила свою сотню для караулов и разъездов. Казак Басакин собрал партию, которую намеревался пополнить единомышленниками из других станиц и произвести нападение на Черкасск.
2 февраля, узнавши о движении регулярных войск, мятежники собрали всех своих казаков, делали разъезды и намеревались встретить войско на рубеже, чтобы не пустить в станицу.
Под 6 февраля в полночь в Есауловскую станицу съехались атаманы со стариками и решили идти по станицам, от Потемкинской до Черкасска, причем всех чиновников и несогласных с народом казаков убивать, а остальных забирать с собой. Тогда же прибыли двести из Чирской и сто вооруженных казаков из Кобылянской станиц. Есаул Григорьев сообщил, что нельзя положиться на казаков станицы Нагавской. Когда до бунтующих станиц дошли слухи о приближении двух батальонов егерей и пятнадцати тысяч конницы, то мятежники, хотя и встревожились, но сделали сбор и приказали справлять дротики и кинжалы. Казаки полагали встретить регулярные войска на своем рубеже, если войск мало, или у Нагавской и Верхней Курмоярской станицы, в случае значительного количества войск. Для разведок были посланы из Есауловской станицы два казака. Если бы обнаружено было движение войск на станицы, то решено было идти против них; в противном случае направиться к Черкасску. Из полков Верхне-Чирской и Пятиизбянской станиц, находившихся в Таврической области, прибежали казаки, с которыми бунтовщики отправили в полки письма с станичными печатями через Тамань, чтобы весной казаки вышли из Таврии и соединились с бунтовщиками.
Февраля 7-го казаки Есауловской станицы приказали священнику служить молебен об успешном отражении правительственных войск, и когда священник не согласился служить, то отыскали старообрядческого попа, а священнику ослушнику пригрозили, что, в случае столкновения с войсками, заставят его идти впереди войска с крестом; чиновников же разместить в середине полков и убегающих колоть. Бывшие в станице пушки были вытащены и поставлены на сани, ядра приготовлены из железа; «а дабы успех был в их намерениях, велено раздать из станинных денег убогим старухам двадцать рублей». Есаул Рубцов привез в Есауловскую станицу и читал на сборе письмо, писанное якобы от Царицынского коменданта, что переселение казаков на Кубань чинится не по Высочайшему повелению и что императрица не знает этого.
8 февраля в Верхнечирской станице взято было сто два человека, из которых шестнадцать чиновников и 24 казака были раздеты донага, связаны и посажены в ледник.
11 февраля, боясь подобной участи, бежали из Есауловской станицы 30 человек «благонамеренных казаков».
Казаки отложили поход в нижние станицы и Черкасск до весны, чтобы зимой не обременять станичников фуражом.
Общую же и весьма интересную характеристику положения дел в бунтующих станицах дал 15 февраля сотник Есауловской станицы Чаусов. По его показанию, когда премьер-майор Иван Севастьянов передал грамоту о наряде на переселение казаков есауловскому станичному атаману поручику Козьме Севастьянову, то он, Севастьянов, принять ее согласился без созыва сбора. Но когда был собран сбор, то казак Антон Клягин с единомышленниками возмутили станицу и приказали отнести и отдать обратно премьер-майору Севастьянову грамоту, иначе грозили избиением. Станичный атаман и старики вынуждены были исполнить это требование. Неделю спустя, опасаясь, что в станице найдутся казаки, которых впишут в переселенческие списки помимо сбора, сход принудил станичного атамана Севастьянова сложить с себя должность, отобрал у него насеку, печать и сундук с делами и выбрал станичным атаманом отставного казака Загулаева.
В сентябре 1793 года из Потемкинской в Есауловскую станицу приехали на собственных лошадях «два человека в платье немецком и в белых суконных плащах и волосы зачесаны назад, по тому же обыкновению с бритыми бородами, с запущенными усами, говорят по-росийски не чисто». Пробыли здесь эти таинственные посетители дней шесть, стояли на квартире у казака Кулгового, и Чаусов видел их, когда они купили четыре листа писчей бумаги в лавке. Казаки называли их французами и лекарями. Атаман Загудаев говорил Чаусову, что он намерен пойти к французам, чтобы пустить кровь из отяжелевшей руки; но ходили ли к иностранцами атаман и старики – Чаусову неизвестно. Французы уехали потом в Кобылянскую станицу и куда делись, Чаусов не знает.
