Мне снится сон. Что-то ужасное происходит вокруг. Я бегу по улицам и ищу своего мужа. Его нигде нет. Я бреду сквозь какой-то дым, вокруг раздаются взрывы и стрельба. Этот сон мне снится довольно часто. Обычно я просыпаюсь вся в поту, он прижимает меня к себе и уверяет, что всегда будет со мной. Что бы ни случилось. Что я просто трусиха. Девочка.
В эту ночь сон продолжается. Я ищу его. Его нигде нет. Я вбегаю в здание. Там полицейские. Я спрашиваю их, не видели ли они моего мужа. Внутри на стене вижу огромный экран. И вдруг я вижу новости.
В них говорится обо мне: “Девушка бежала, оставляя кровавые следы на песке, она бежала изо всей силы, пытаясь найти своего мужа. Его нигде не было”.
Я вижу себя со стороны. Себя, бегущую изо всех сил. Я вижу, как сзади меня остается кровавый след. Я никого не слышу и не вижу, я стреляю во всех, кто мешает мне бежать, и мой висок воспален одной лишь только мыслью, настойчиво долбящей сознание: ГДЕ МОЙ МУЖ???
Его нигде нет. Сердце мое колотится, грань между сном и реальностью размывается, разрывается мозг от страха и ужаса, и боли в ноге, откуда струится кровь. ДЕ ЖА ВЮ? Я просыпаюсь вся в поту. Меня колотит, я боюсь. Я обнимаю его, такого теплого и родного. Плачу.
Утром мы идем купаться. Двое племянников, наш сын, мой муж и я. Мальчики прыгают в воду. Бомбочкой. Шумно плещутся в воде, орут и визжат от удовольствия. Я греюсь на солнышке. После ночного кошмара мое тело все еще чувствует себя уставшим.
– Иди сюда, прыгай! – зовет он меня, лукаво щуря глаза.
– Нет.
– Иди, ради меня, один разок.
Я медленно вхожу в воду. Мне очень не хочется прыгать, но он смотрит на меня такими молящими глазами, что я поддаюсь. Вокруг раздаются крики, и я вижу моего сына, бегущего ко мне, с расширенными от страха глазами. Я все еще ничего не понимаю и улыбаюсь мужу какой-то блаженной улыбкой. Внезапно все вокруг начинает плыть. Я вижу, как вода вокруг меня становится кроваво-красной. Люди в панике разбегаются, кто куда. Муж хватает меня на руки и несет к покрывалу. Песок становится пятнистым от крови. У меня кружится голова, я слабею, и последнее, что я говорю ему: “Как во сне…”
Я разрезала ногу мидией. Огромной створкой речной мидии, которая торчала как раз в том месте, где я входила в воду. Как раз в том месте, где дурачились мои мальчики. Вместо меня это мог бы быть кто-то из них. Мой муж. Или мой сын. Самые дорогие мне люди. Но там оказалась я. Я была счастлива от мысли, что порезалась я.
Остатки дня мы провели в больнице. Врачи наложили девять швов, и приказали сидеть дома целую неделю, подняв ногу кверху. От нечего делать, я начала лениво отвечать на пылкие письма Ромео из Далласа, и все внезапно завертелось в совершенно ином направлении. Фрегат моей судьбы накренился и со скрипом поплыл. В океан грядущей скорби и печали…
Примерно в это же время я снова побывала у своего психолога и увидела свою вторую прошлую жизнь.
Колдунья Абигэйль
Абигэйль сидела, завернувшись в стеганое цветастое одеяло, и дрожала. Черные густые волосы ниспадали на лицо, длинное мешкообразное платье спутало ноги. Из-под волос мерцал яркий тигрово-зеленый глаз, окаймленный широкой, несущейся к виску бровью.
Абигэйль была нереально красива. Красива неземной красотой, около которой замирали и простой люд, и великие жрецы, и даже сам Владыка Судеб. Причудливый изгиб рта манил к себе, как магнит. Так и хотелось прикоснуться к этим губам, с темноватой обводкой снаружи, коралловорозовеющим к середине. Верхняя губа была немного полнее нижней, и это придавало невообразимое очарование ее лицу. Когда Абигэйль была задумчива, а это случалось довольно часто, ее рот приоткрывался, обнажая ряд идеально ровных белых зубов, со слегка заостренными хищными клыками. Белоснежная, гладкая кожа, высокие, слегка выпирающие скулы, венчались огромными широко расставленными глазами, обрамленными густыми длинными ресницами.
Испытание красотой преследовало Абигэйль из жизни в жизнь. Сейчас она проживала свое двенадцатое воплощение и научилась справляться с соблазном использовать этот дар-наказание с целью заполучить свое. Стройное тело Абигэйль было привычным к длительным изнуряющим переходам.
Народ Исаки жил вдоль берега большой широкой реки Куссанды. Отойдя на несколько миль от берега, вы бы не увидели ничего примечательного. Только голые скалы, стелющийся мох и скучный кустарник. Венчало эту невеселую картину семейство грифов, парящее в небе и высматривающее добычу.
Абигэйль была вынуждена довольно часто наведываться сюда. Дело в том, что в этой жизни она была ведуньей. Она исцеляла людей и животных. Она варила в пещере снадобья, заговаривала младенцев от сглаза и испуга и помогала коровам разрешиться от бремени. К ней несли и умирающих от немощи стариков, и простуженных детей.
Тревожную весть принес Абигэйль ее верный друг сокол. Он кружил над ее пещерой вот уже третий день и издавал странно-надрывные звуки, сливающиеся со звуками дождя. Люди посматривали косо. Не то что бы сторонились ее, но и не набивались в друзья. Она привыкла к этому, но считала своей миссией помогать, оберегать, лечить, защищать. Делала это без оглядки, не ожидая благодарности и не глядя вперед. Будь, что будет. Абигэйль знала, что малейшая ошибка может быть роковой, можно потерять все в одночасье – и расположение племени, и доверие матерей. Даже – жизнь.
Нет ничего более ненадежного и зыбкого, чем признание толпы. Толпа безжалостна и безлика, стоит оступиться и ты на краю, стоит совершить ошибку – никто не будет с тобой считаться.
Так убили они давней весной ведьму из соседнего племени, забили камнями насмерть, швырнули в темное покрывало и сбросили с высокой скалы на съеденье грифам. Абигэйль задыхалась от ужаса, глядя на эту картину. Абигэйль, как всякая интуитивная личность, была подвержена резким и необъяснимым перепадам настроения, часто совершенно не умела различить, ее ли это настроение или она опять поймала чужое. Она впитывала чужие эмоции, посему любое человеческое страдание переживалось ею, как свое собственное, если не острей.
Она читала людей, как книги, она с первого взгляда могла распознать, в каком настроении человек, о чем он думает и что ощущает. Она знала все эмоции по запаху. Страх пах острей всего. Запах страха был едким, как скисшее молоко или тухлое мясо. Люди вокруг были полны страхами. Абигэйль ненавидела толпу. Она задыхалась и стремилась поскорей вернуться к себе домой, в безопасное тихое место. Природа всегда действовала успокаивающе, особенно деревья. Она научилась говорить с деревьями еще будучи маленькой девочкой, когда раскачивалась на длинных косах могучей ивы, как на качелях, и любовалась синим-пресиним небом.
Хаггар знал все ее причуды. Хаггар был ее возлюбленным. Мужчиной, которому она отдалась, будучи совсем юной девушкой, которому она доверяла все свои мечты и мысли. Мужчина, от звука голоса которого ей хотелось петь, а ласки его звучали томной нотой где-то в самой глубине ее естества.
Поздно ночью возвращалась она из своего похода. Довольная – нашла несколько редких кореньев от сглаза, а еще парочку травяных настоев сможет она приготовить для молодой матери, которая внезапно потеряла молоко.
