Что хочет прошлое?
Приехали мы через семь лесов,
Освещали нам путь листья берёз.
Приехали мы через семь оврагов,
Освещали нам путь листья клёна.
Приехали мы через семь деревень,
Освещали нам путь добрые люди.
Горномарийская песня
Начало этой истории поисков и находок было не просто неожиданным. Как оказалось потом, я его даже не заметил сам.
Это был зимний вечер, точнее ранние январские сумерки в середине восьмидесятых годов. Я оказался в северной части тогда ещё Горьковской, а сейчас Нижегородской области и записывал там старинные русские предания и песни.
Из деревни, где я провёл несколько часов, возвращаться в посёлок было не так уж далеко, и я решил не дожидаться автобуса в шесть часов вечера и пойти пешком.
По дороге нагнал пожилую женщину, поздоровался с ней.
Место, мимо которого мы шли, показалось необычным. Словно бы посреди поля возвышался аккуратно обойдённый со всех сторон маленький участок старого леса, судя по всему – квадратный. Может, и вели к нему какие-то дороги по полю, то сейчас их замело. Понято, если были бы видны ограда и кресты – сельское кладбище. Или оно старое, заброшенное?
Об этом я спросил женщину.
– Нет, – ответила она, – это не кладбище.
– А что тогда?
Женщина неопределённо махнула рукой:
– Куст.
– Какой-же это куст? Тут всё больше старые высокие деревья.
– Не надо вам это знать. И не спрашивайте – зачем вам, приезжему человеку.
– Почему?
– Туда нельзя всё равно ходить. И я там не была ни разу. Это марийское. Кереметь. Страшное это дело.
– Что такое Кереметь?
– Это дьявол ихний. Нельзя туда ходить.
Дьявол?… Не слишком ли – на излёте двадцатого века в цивилизованной Европе, в родной области?… А что будет, если зайду?
* * *
В тот вечер мои вопросы так и остались без ответа.
Многие для меня так и остаются без него сегодня. И вообще вопросов оказалось в итоге во много раз больше. Но жизнь с того дня стала сводить меня с людьми, предлагать события, удивительным образом связанные с тем, другим миром, которому, судя по всему и принадлежала роща.
И ничего в этом сверхъестественного. Давно замечено: если тебя начинает интересовать какой-то вопрос, то в руки невольно само начинает попадать то, что с ним связано. Обстоятельства так складываются. К мистике же я был совершенно не склонен. Хотя время наступало такое: после длительного торжества материализма общество вскоре, закусив удила, ударилось именно в неё – в мистику. Женщины с просветлёнными лицами заумно рассуждали об энергиях, аурах и карме (предполагаю, что это куда приятней, чем радовать мужа обедом). Дипломированные экстрасенсы, которым золотили ручку, лечили неизлечимые болезни, вглядываясь мозолистым глазом в фотографии страдальцев. Астрологи сулили в среду рыбам полезные деловые контакты, а скорпионам бытовые травмы. Некие волосатые личности уверяли с телеэкранов, что знают числа, управляющие миром, и могут подсчитать, в какой день произойдут политические кризисы и начнутся новые витки инфляции.
Одна из священных рощ Шарангского района Нижегородской области
* * *
Мне тогда не было ещё тридцати.
Я очень надеялся на то, что в своей жизни буду изучать русскую традиционную культуру в сёлах вокруг своего города, что найду, например, в глухой деревне за Волгой былину или встречу необыкновенно талантливого сказочника, знатока старинных песен об Иване Грозном или Степане Разине. А потом составлю и издам сборник с этими удивительными текстами. Признаюсь, я выкраивал для своих поездок по нескольку дней сам, по своей воле, а работа в университете этого совершенно не предусматривала. И даже наоборот, было бы хорошо, если бы я никуда не ездил, а сидел дома и писал скучную диссертацию по литературоведению.
Заниматься фольклором – это можно было скорее отнести к домашним традициям. Мой отец был замечательным фольклористом, человеком, читавшим в университете блестящие лекции о русском народном творчестве (я их слушал!). Когда мне было четырнадцать, он взял меня в фольклорную экспедицию – на озеро Светлояр. И мы целую неделю записывали от стариков легенды о граде Китеже. Так начиналась работа над книгой моего отца об этой легенде, книгой, которая вышла спустя десятилетие и стала в области настоящим бестселлером. С той самой экспедиции мне стало ясно, чего я хочу в жизни. При таком раскладе мне на роду было написано собирать русские сказки и предания. Я уже немало поездил по области – где-то в районном пазике, где-то в кузове колхозного грузовика, где-то ходил пешком – вроде бы знал её.
Ещё я знал, что существует такая проблема – взаимовлияние фольклора соседних народов.
Об этом немало было написано статей в учёных записках, выходивших в соседних городах. Статей скучнейших. Типичная тема: бытование сходных сюжетов сказок. Всё здесь легко просчитывается, ибо ещё в начале XX века мудрый Антти Аарне дал номера всем широко распространённым сюжетам сказок, всё это приспособил к русской традиции в 20-х годах фольклорист Николай Андреев. Итак, вы собрали гору сказок, определили их сюжеты, установили, что в правой кучке у вас будут лежать карточки со сведениями по русским деревням, в левой – по мордовским. И считаете: какой процент придётся на самые известные сюжеты в одной и в другой стопке. Скорее всего, если территория почти одна, вы получите примерно одинаковые цифры. Дальше вы делаете правильный вывод о том, что в регионе складывается некая единая сказочная традиция, и это безусловный вариант взаимовлияния соседствующих культур. Впрочем, изучать можно и предания. Во многих районах нашей области они начинаются с очень хорошо понятной местным жителям экспозиции: это было давно, когда тут ещё жила мордва, или пришло в наши места татарское войско, или жил тут человек, звали его Сурадей… Рассказчики никого не убеждают в том, что тут раньше жили люди другого рода-племени, «не нашего бога», как писал в одном стихотворении уроженец Лесного Заволжья Борис Корнилов. Это всем понятно. Но об этих людях никто толком ничего не знает: давно было. Потому можно опять-таки фиксировать сюжеты, хоть и не включённые на сей раз в указатель, и констатировать внимание в несказочном эпосе вот к этой коллизии прошлого. Преданий в старых публикациях, в наших записях сотни, многие сотни. Дальше мы разбиваем сюжеты на группы. Как предписывают умные учебники, одни предания рассказывают об исторических событиях, другие объясняют географические названия. Эти группы мы разбиваем дальше – например, по эпохам, по тем народам, о присутствии которых вспоминают старики. И всё – появляется новый ракурс, складывается план работы.
