– Выше некуда. Только не хочу больше здесь сидеть. Увези меня куда-нибудь.
– Сегодня какое число?
– Двенадцатое. Завтра тринадцатое, пятница – представляешь, какой ужас?
– Ты суеверна?
– Как неисправимая провинциалка.
– Поехали к Славину. У него сегодня прием.
– Кто это?
– Местный демократ.
– Поехали, вечер твой.
Мусорщик сунул несколько бумажек под тарелку, и они вышли из ресторана. На улице девушка не утерпела и сказала:
– Ты слишком много денег оставил.
– Слава богу, заметила, – мусорщик облегченно прижал руку к груди. – Я боялся, что расход без эффекта.
Они, осторожно семеня, спускались по крутой обледеневшей улочке к реке.
– Ах, засранец! – сказал мусорщик.
– Кто?
– Коллега. Поленился лед рубить – хоть бы песком посы…
Договорить он не успел, потому что изобразил немыслимый балетный пируэт, упал и подсек девушку под ноги. Кувыркаясь друг через друга и хохоча, они съехали к самой реке, причем в конце этого скоростного спуска мусорщик оказался сверху на спутнице, лицом к лицу.
– Ну наконец-то, – насмешливо сказала девушка. – Свершилось!
– Что?
– Впервые за четыре дня ты ко мне прикоснулся. Ничего? Током не бьет?
Мусорщик встал и подал ей руку.
– Подожди здесь, – кивнул он на вмерзший в лед причал. – Полюбуйся на речную волну, а я схожу за катером, – он быстро направился к соседнему дому с единственным на всей улице светящимся окном.
Девушка прошла по дощатому причалу и встала на краю. Река была покрыта толстым льдом и засыпана снегом, изжеванным во все стороны автомобильными шинами. Темная стена леса обозначала второй берег. Вдали река изгибалась под прямым углом, и оттуда доносились с ветром обрывки музыки, а на льду лежали отблески ярких огней.
– Чик-чирик, – послышалось у нее за спиной.
Девушка обернулась и обнаружила долговязого нетрезвого подростка. Тот бесцеремонно разглядывал ее, сладострастно причмокивая и отрезая ей путь обратно на берег.
Девушка не испугалась, она быстро опустила руку в висящую у бедра сумочку.
– Чик-чирик, – повторил он, сладко улыбнулся и рухнул навзничь.
Сзади стоял мусорщик и тер кулак. Подросток поднялся на четвереньки и, не рискуя быть снова опрокинутым, по-крабьи отполз в сторону.
– Шпана, – сокрушенно констатировал мусорщик. – Катер к вашим услугам, мадемуазель!
У причала стоял старый уазик, в просторечии называемый «козлом».
– Убью, сука! Встречу – зарежу, так и знай! – орал с безопасного расстояния подросток.
– Самое печальное, что он совершенно искренен, – сказал мусорщик, помогая девушке спуститься с причала по обледеневшему трапу.
– Ужасный век, жестокие сердца! – подтвердила девушка.
Она, подобрав длинную шубу, уже собиралась сесть в машину, когда рядом шлепнулся кусок льда, брызнув ей в лицо острыми осколками. Она не вытерпела и, забыв светские манеры, заорала:
– Ты, говнюк, онанист золотушный, сейчас догоню – ноздри вырву!
– Эх, крепка еще революционная косточка! – удовлетворенно крякнул мусорщик, заводя мотор и с интересом наблюдая за девушкой.
– Молчи, лярва болотная! – орал подросток.
– Заткни скважину, жгут прыщавый! – отвечала девушка.
– Соотечественники! – воззвал мусорщик. – Обратите внимание, какой вечер! Звезды и поэзия!
– Гондон штопаный! – крикнула последний раз девушка, глянула на мусорщика, осеклась и смирно села рядом, поджав губы.
«Козлик», светя фарами, отъехал от причала и помчался по реке.
За поворотом стояли вмерзшие в лед корабли. Крайний, белоснежный красавец, был увешан гирляндами разноцветных фонарей и напоминал новогоднюю елку. Из открытых иллюминаторов лилась музыка. У трапа стоял серебристый «линкольн» и еще несколько сияющих иномарок. Мусорщик остановил свой потрепанный отечественный джип рядом.
– «Настоящий», – прочитала девушка на борту корабля. – Это название?
– Разве плохое?
– Настоящее, – согласилась девушка.
Мусорщик постучал кулаком в борт:
– Есть кто живой? – и, не дожидаясь ответа, стал подниматься с девушкой по трапу.
Наверху их молча встретили двое одинаковых молодых людей, затянутых по горло в одинаковые черные пальто.
– О-о! Какие люди! – раздвинув охрану, появился пожилой толстый господин. – Неожиданно, но приятно. Что же не предупредили? Петр Иванович беспокоился, даже сердился. Мы могли бы встретить. Такое торжество, полный бомонд!
– А где хозяин? – оборвал поток слов мусорщик.
– Рыболовствует, – ответил говорливый господин и жестом пригласил следовать за ним.
Они вошли в залитый светом салон. Торжество, видимо, началось давно, и бомонд был изрядно пьян. Между отяжелевшими гостями сновала вышколенная прислуга.
– Артисты! Богема, что поделаешь! – сокрушенно развел на ходу руками провожатый. – Покушали, попили…
– Смотри! – дернула девушка мусорщика за рукав. – Гурский! А я читала, что он давно в Америке.
– Вызвали, – гордо ответил провожатый.
– Пойдем познакомимся, – предложила девушка.
– Не рекомендую, – сказал говорливый господин. – Лыка не вяжет еще с утра. Полная апатия к окружающему.
– Ого! – восторженно указала девушка в другую сторону. – Лосев! Экстрасенс. По телевизору банки с водой заряжает!
– Отзаряжался, – хихикнул провожатый. – Последний раз пол-литра водки зарядил и перегорел.
Они добрались до кормы. Там в шезлонге со спиннингом в руках сидел укутанный в шубу монументальный Петр Иванович. Внизу чернела подсвеченная прожектором лунка с неподвижным поплавком посередине. Рядом с лункой тоскливо томился на морозе мужик в тулупе и унтах с большим подсачником наготове и с непременным радиотелефоном, выглядывающим из-за пазухи.
– У-у! – Петр Иванович царственно протянул мусорщику руку. Заметил рядом с ним девушку и спросил: – Неужели?
Мусорщик пожал ему руку, но промолчал. Говорливый господин тем временем приволок еще два шезлонга, и мусорщик с девушкой сели рядом с хозяином.
– Клюет? – спросил мусорщик.
– Кое-как, – ответил рыболов и кивнул на салон. – Всю рыбу разогнали, черти. Глотки луженые. Есть хочешь?
– Мы из ресторана.
– Эва как!.. Что-то случилось?
– Нет.
– Чего тогда здесь?
