Потом Гвардеец и Богдан подали тело вниз. Бонифаций с Грохловым положили Вышку на дно могилы. Бонифаций выбрался из ямы, Грохлов еще постоял над убитым приятелем, оглядел снизу бандитов…
Могилу закопали, заложили дерном и разровняли.
Кощей вошел в избу Гвардейца. Бандиты тесно сидели вокруг стола – едва не друг на друге, на ящиках с водкой у стены. Увидев главаря, все невольно затихли. Марта, сидящая рядом с Гвардейцем, опустила глаза.
– Что ж не позвали? – укоризненно спросил Кощей. – Сколько вместе прожили – и праздновали вместе, и поминали…
Бандиты подвинулись еще теснее, освободив ему место на скамье напротив Гвардейца. Кощей сел, взял торопливо налитый кем-то стакан.
– Странная штука судьба, – помолчав, сказал он, оглядывая мрачные лица бандитов. – Трудно иногда понять расчет того, кто управляет нами. Бывает так, что ты готов уже безразлично и буднично принять свою смерть, но кто-то решает за тебя, что еще рано. А потом, когда кажется, что пронесло, что впереди только счастье и навсегда голубое небо, – кто-то указывает на тебя пальцем и говорит, что твое время пришло…
За столом воцарилась тишина. В тишине встал Гвардеец и поднял свой стакан.
– Я хочу последний раз сегодня выпить за Вышку. И за Карпуху, которого я не знал. За Элемента – за всех, кого нет с нами за этим столом. Любой из нас мог лежать сейчас там вместо них или рядом с ними, – он одним глотком выпил стакан и вдруг с силой швырнул его в стену. Осколки со звоном полетели в стороны. – Но мы живы! – заорал Гвардеец. – И мы здесь! – Он схватил сумку и, опрокидывая бутылки и стаканы, вывалил на стол деньги. – И вот ваши машины, и тетки с цветной обложки, и белый пароход в синем море! Бонифаций! – Он швырнул в него тугую пачку денег. – Вот твой «мерс», навороченный, как елка на Новый год! Держи, Богдан! Тебе пойдет белый смокинг с бабочкой – Голливуд сдохнет от зависти!..
Бандиты захохотали, глядя на рябого Богдана с головой, посаженной без шеи прямо в плечи.
– Я пью за нас! И если я увижу тут сегодня постную рожу – клянусь, тот уйдет из леса голый без копейки на электричку! – перекрикивая общий гвалт, орал Гвардеец.
Марта встала и ушла в свою комнату. Гвардеец обернулся, шагнул было вслед за ней, но поймал насмешливый взгляд Кощея – и остался на месте. Сел, плеща через край, налил водку в новый стакан и выпил. Больше никто исчезновения Марты не заметил – бандиты с пьяным хохотом кидали друг в друга пачки денег:
– Маманя! Тебе мужа и детей пятеро!
– Грохлов, сеструхе шубу купи норковую!..
Разбудил Гвардейца треск мотоциклетного мотора под окнами. Он с трудом поднял голову – он спал сидя, один за огромным столом со следами вчерашнего пиршества. Повсюду были разбросаны пачки денег. Еще двое бандитов, забытые вчера собутыльниками, лежали на полу.
Гвардеец заглянул в комнату – Марта спала одетая на кровати, свернувшись поверх одеяла. Он прикрыл дверь, толкнул ногой одного из бандитов:
– Буди Бонифация с Богданом. Живо! Бегом!
Гвардеец вышел из дома, плеснул в лицо ледяной воды из бочки. Казачок снял шлем, приветливо махнул ему рукой и поднялся на крыльцо усадьбы.
Когда он с Бонифацием и Богданом вошел в гостиную, Казачок уже сидел за столом с Кощем и Числителем.
– Повтори, – велел Кощей Казачку. – Думаю, им любопытно будет послушать.
– Облава? – спросил Гвардеец.
– Не сегодня и не завтра, но теперь уж точно не миновать, – сказал Казачок. – Весь город только про поезд и говорит. Даже Москва вчера по телику передавала. «Разгул преступности захлестнул», «бессилие властей» – в общем, звезды экрана, – хохотнул он. – Человек сказал, что с начальника будут погоны снимать. Так что скоро новая метла будет мести, все подчистую.
– Пускай метет, – ухмыльнулся Бонифаций. – Нас уже здесь не будет.
– Что скалишься? Вас-то, может, и не будет, – сказал Числитель. – Посадят новых людей – канал закроется, – кивнул он на Казачка.
– С другой стороны, старому начальнику уже нет смысла дергаться, – сказал Кощей. – Пока новый дела не примет – тихо будет… Что еще?
– Еще… – Казачок неуверенно посмотрел на главаря. – На пару слов бы, Кощей…
– Говори, – безразлично ответил тот.
– Ну, в общем… Сегодня из города машина пойдет с наркотой. Ну, легальной, для медицины. Не по трассе, а по той бетонке, за станцией.
Богдан присвистнул:
– Вот это бабки! Это ж до конца жизни под пальмой лежать, пальцем не шевельнуть!
– А что толку? Ты прикинь, охрана какая! – ответил Бонифаций.
– Да откуда у них охрана, – сказал Казачок. – У них другой головной боли навалом. Две машины курсантов из ментовской школы.
– Что скажешь, Кощей? – спросил Гвардеец.
Кощей помолчал.
– Если я скажу «нет», ты ведь все равно поедешь?
– Поеду, – ответил Гвардеец.
Тот развел руками.
– И ты поедешь с нами, Кощей, – сказал Гвардеец. – И Числитель. Деньги мы возьмем с собой. Так спокойней будет. Не хотите участвовать – отсидитесь в стороне, ваше дело.
– А козырять тебе еще не надо, начальник? – спросил Числитель.
– Не поедешь по-хорошему – повезем под пушкой!
– Оставь, – вялым движением руки Кощей остановил Числителя. – Он все равно не успокоится…
Кощей встал и пошел к лестнице. Обернулся к Гвардейцу.
– А знаешь, я не верю в Бога, Гвардеец, – сказал он. – Бог не может ошибаться. А он ошибся. Он сказал, что раскаявшемуся разбойнику открыта дорога в рай… – Кощей покачал головой. – Нельзя руками, которыми убивал, гладить по голове своего ребенка…
Похмельные бандиты рассаживались по машинам.
– Все? – крикнул Гвардеец.
– Мои все, – отозвался Бонифаций.
– Мои тоже, – ответил Богдан.
В этот момент двое последних бойцов Числителя быстро отошли к Гвардейцу.
– Это… Мужики, мы с вами!
Гвардеец подтолкнул их к фургону:
– Богдан, принимай пополнение! Поставишь во вторую цепь, – он насмешливо глянул на Числителя. Тот играл желваками. Оставшийся в одиночестве около «козлика» Маманя растерянно оглянулся и полез на заднее сиденье.
С крыльца усадьбы спустился Кощей в застегнутом под горло пальто. Посмотрел на стоящую у джипа Марту. Она впервые была без грима, под глазами проступили глубокие синие тени.
– Зачем она здесь? – резко спросил он Гвардейца.
– Она сама решила ехать, – пожал плечами Гвардеец.
Кощей подошел к Марте.
– Марта, останься здесь, – негромко сказал он. – Я никогда ни о чем тебя не просил – я прошу только, останься…
