Книга Вход в лабиринт, страница 26. Автор книги Андрей Молчанов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Вход в лабиринт»

Cтраница 26

На отделе висели десятки дел. Порою – навязанных свыше. К примеру, заместитель генерала, знаток немецкого языка и личный друг шефа берлинской полиции, взяв себе с утра за правило почитывать германскую прессу, наткнулся в ней на статью об убийстве семерых вьетнамцев в их общежитии. Вьетнамцы в Берлине занимались нелегальной продажей сигарет, приходивших в страну контрабандой, и мафиозные разборки на этом поприще были делом обыденным. Но столь массовое и наглое убийство конечно же впечатляло. Убийц было двое, но, покидая место бойни, один из них оставил отпечаток пальца. Тут-то нашему заму пришла в голову инициатива: сравнить отпечаток с имеющимися в наших анналах. Мысль здравая: масса вьетнамцев переехала в Германию из бывшего СССР, а здесь в милиции из них побывал едва ли не каждый второй. Отпечаток из Берлина прислали, мы его отработали, и случилась удача: убийцу установили. Но! По соображениям берлинской полиции, страну он успел покинуть, уехав на родину, а значит, транзитом минул Россию или еще находился в ней.

У нас свой иностранный отдел, и ему бы этим заниматься. Но среди окружения убитых мелькали некие чеченцы, и дело спихнули нам. Предстояло провести работу во всех вьетнамских гнездовищах в Москве. Где взять людей и, главное, агентуру? Вьетнамцы замкнутся, и ни угрозы, ни посулы с обета молчания их не сдвинут. Хорошо, смилостивились коллеги-смежники, взявшись за дело на паритетных началах. Теперь предстояло выбить камеры слежения, установив их во всех вьетнамских общежитиях: мало ли, мелькнет на входе физиономия, которую идентифицирует компьютер?

Помимо этого на контроле начальства несколько разбоев, три вымогательства, дело о незаконном обороте оружия, но его я спихну в надлежащее подразделение; что еще из горячего? Стычка дагестанских ухарей с «измайловскими»? Разборки азербайджанских рыночных кланов?

И никакой личной жизни. Хорошо, прилетевшая на днях из Америки Лена навела в квартире порядок, приготовила обед и утешила меня в одиночестве моем и полном служебном забвении себя как мужчины, должного стремиться не только к прекрасному в общем, но и к прекрасному полу в частности.

Лену постиг развод поневоле: ее итальянского супруга, как она и опасалась, застрелили сотоварищи, ныне шла тяжба между вдовой и родственниками погибшего о разделе имущества, но два миллиона страховки, загодя и сметливо ею оформленной, она получила. Некоторая игривость ее повествования в отношении случившейся трагедии заставила меня задуматься о разнообразии мотивов страховочной предусмотрительности, и думы эти неприятно озадачивали. Я сподобился лишь на два вопроса:

– А за что все-таки его… того?

– Да кто же знает эти итальянские расклады?..

– А что насчет поиска убийц?

– Тишина.

Я принес неискренние соболезнования, не очень-то, впрочем, и заботясь правдивостью ее ответов. Я был всецело погружен в события, происходящие на работе, в их поминутно меняющийся калейдоскоп. Ни телевизор, ни столь любимые мной новинки кино я не смотрел, время на сон и работу было расписано по минутам. Да и жизнь вокруг меня затмевала сюжеты любых кинолент, то и дело развертывая коллизии, придумать которые не смог бы самый изощренный сценарный ум. А я, ассоциируя свою персону с персонажами всем известного телесериала, каждодневно чувствовал себя и Штирлицем, и Мюллером одновременно.

Перед концом рабочего дня опера доставили мазурика-осетина, разыскиваемого нами уже полгода за продажу поддельных банковских векселей. Действовал мазурик в составе группы дружков, чье местонахождение требовалось установить.

Мазурик назвался сначала именем, указанном в изъятом у него паспорте, но, когда выяснилось, что паспорт поддельный, сознался в обмане и обозначил свое правдивое наименование. Однако в истинности его я усомнился и, кивнув на задержанного операм, вышел из кабинета, из которого незамедлительно донесся вопль, схожий с тем, когда кошке крепко наступят на хвост.

Я лишь удрученно качнул головой, направляясь из застенка в свои кабинетные покои.

Взопревший Акимов в светлой рубашке, темной от пота, с завернутыми за локти рукавами зашел ко мне через час, утомленно признавшись:

– Весь отдел вот такой… Уже три раза устали его мутузить. А он десятую фамилию называет и точно – врет. Упорный, – взглянул на часы, сообщил: – Вадик повез Диму на свою хату конспиративную, ждут нас там. Чего с осетином делать будем? Надо же оформлять… Витька Корнеев сказал, что все устроит. Но сейчас-то его куда девать?

Я припомнил, что в подвале нашего учреждения стоит в одном из бетонных отсеков тренажер с чугунной платформой, сломанный усилиями наших геркулесов-спецназовцев.

– Там тренажер в подвале, – сказал я. – Знаешь где? Ну вот. Прикуй его на пару часиков, пусть покемарит в темноте, а Корнеев приедет, отвезет его в камеру на Петровку. Меняй рубаху, помчались.

Конспиративная квартира, где временно был поселен мошенник Дима, располагалась в старом московском доме, отличаясь простором трех комнат, высокими потолками, нежилой аккуратностью и скромной мебелью семидесятых годов двадцатого века, словно бы только что ввезенной сюда из магазина.

Дима пил с Вадиком коньяк на кухне, травил очередной анекдотец, однако, увидев меня, поперхнулся сопутствующим повествованию смешком и принял вид смиренного агнца, пугливо вращая бараньими, навыкате, зенками и вопросительно подняв лоб к белесой коротенькой шевелюрке, словно стекающей с его круглого, как глобус, черепа.

– Сука ты гнусная, – начал я, пнув каблуком в ножку табурета, на котором сука восседала.

Дима поджался в ожидании удара посущественнее, но Акимов, мягко приобняв меня за плечи, потянул обратно к двери, увещевая:

– Погоди, сейчас все проясним, а то сделаешь из человека котлету, я же тебя знаю…

От слов милицейского провокатора, игравшего привычную роль, Дима конвертировался в испуганно сопящий куль.

– Посажу тебя, гада! – запальчиво вещал я, сверкая очами. – И они, – оттолкнул опера, – не помогут!

Губы у Димы затряслись, мелко причмокивая, а с носа сорвалась капля нервного пота.

Наконец наигранные страсти утихомирились, хотя я сидел мрачен, как изваяние демона в заброшенном капище, и последующий разговор комментировал лишь ядовитыми репликами.

– Мы не знаем, сколько средств уйдет на латание дыр, – вещал Акимов. – МУР, прокуратура…

– Прокуратура-то откуда? – сметливо встрепенулся Дима.

– Там уже в курсе, не беспокойся…

– Наша контора, – неторопливо вставил Вадим.

– Ребята, но я же сказал: полмиллиона хоть сегодня… – Дима сидел перед нами, как на толчке, – смирный и натужно-задумчивый.

– А почему не говорил, что с «чехами» в одной упряжке дела тянул?! – рявкнул я.

– Ну, я даже как-то стеснялся…

– Ага! Ворюга застенчивый!

Дима скорбно поиграл складками обвисших от недоразумений последних дней щек.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация