Есин и я занимали равные по номенклатурному значению должности, но верховодство экономическим блоком, в отличие от криминального, было куда весомее и общественно признаннее. Ибо количество тиховорующего населения на всех нивах нашего народного хозяйства значительно превышало численность вымогателей, грабителей и убийц. Но кодекс, увы, сулил и тем, и иным места общего тесного проживания.
К тому же, раскрывая хозяйственные мухлежи, опера, как правило, выходили на бандитские группировки и сообщества, а мое ведомство, разоблачая группировки и сообщества, непременно натыкалось на их экономические рычаги. Так что бандитизм и экономика, как я безрадостно уяснил, существовали в нашей стране как категории взаимно связанные и поглощающие друг друга.
В очередной раз из Америки приехала Лена. Новость об изменении моего семейного статуса ее не обескуражила, а, напротив, обрадовала, ибо привезла она новость ответную, опасаясь моей ревнивой реакции на нее: Лена вышла замуж. И за кого! За сукиного сына Юрку, с кем благодаря моему невольному сводничеству установились у них отношения поначалу деловые и доверительные, а после – искренне-любовные. Нашли в этом мире друг друга две авантюрные натуры, соединившись в семейном союзе. Некоторая досада от такого известия меня, конечно, кольнула, но так, отстраненно. Жизнь, как ни крути, все расставила на свои места логично и справедливо.
– Выручай! – сказала Лена. – Меня дико подставил один ваш таможенный черт. Взял деньги, а товар переправил с задержкой, перепутав рейсы и указав мой адрес как адрес получателя. А я же в базе данных! Еле успела вывернуться. Едва груз забрала, все компьютеры замигали: контрабанда! Как ноги унесла – не помню. Скинула карго на склад, приезжаю домой, а там уже ФБР! Отовралась чудом! Причем треть товара куда-то исчезла. Еще в Москве. Ну, звоню этому хмырю, а он меня посылает… Зажравшаяся морда! Ничего не знаю, вообще – больше никаких дел…
– И чем я могу помочь? Рассмотреть твою официальную жалобу?
– Зачем? Я тебе кое-что выставлю… Моя подруга бывшая, Верка, кокаин в Москву возит. Тоже, профурсетка, меня кинула… Познакомила ее с этим таможенным козлиной, они и спелись. Доли мне никакой, одна морока. Судьба, видать, такая. Я бы стерпела, если б не последний кидок… В общем, знаю, когда Верунчик прилетает с кокосом, кто ее в аэропорту принимает, кто до дома везет… А дом – квартира этого деятеля. Как тебе?
– Так он в аэропорту работает?
– В аэропорту – его шестерки! Он в Таможенном комитете заправляет! Важный чин, один из первачей…
– Я помогу тебе, Лена… – произнес я с чувством, сознавая, не без удивления, трепыхнувшийся во мне азарт устремленного искоренять зло правоохранителя.
Вот те на! Бытие и в самом деле определяет сознание. Кажется, я становлюсь милиционером…
– Ну, и как там твой муженек от второго брака? – переменил я тему.
– Попал тут в историю, чудом выкрутился, – поведала Лена. – Связался с какими-то охламонами, организовали дело: начали ставить камеры и лжеприемники карт под экраны банкоматов. Коды кредиток считывать… Сначала все резво шло, потом их вычислили. Полиция, наручники, но как-то он сумел откреститься. Видимо, оперской опыт, не иначе… А в полиции его поздравили с бракосочетанием: интересная, дескать, у вас семейка, с историей – закачаешься… На меня, конечно, намек мусорской… Но теперь Юра при деле. Общественно полезном. Открыл лавочку, торгует авиабилетами. Представь, процесс идет. Вот… – И она показала мне ухоженный розовый пальчик, на котором сияло кольцо с внушительным бриллиантом. – Подарок к свадьбе, заботится мальчик…
Проводив Лену из аэропорта в отель, я вернулся на службу. И едва вошел в кабинет, затрезвонил внутренний телефон.
Из трубки, как перекипевшая кофейная жижа, поперла обильная начальственная матерщина Сливкина:
– Где тебя носит, тра-та-та!..
Не отрываясь от трубки, я лениво выпростался из пальто.
– Килограмм кокаина скоро возьмем, вот где, – сказал твердо. – Выявил лично, через иностранную агентуру, транснациональное преступное сообщество.
– О! – осеклась трубка. – Молодец… Всегда в тебя верил, – и укоротив тон, Сливкин произнес уже ласково, примирительно: – Зайди, дружок, у нас проблемы. Неохватного свойства.
В приемной толклась куча народа в ожидании милости начальственного рандеву, как на скучном рауте. Кто-то лениво обсуждал текущие дела по углам, кто-то заигрывал с секретаршей, а какой-то гражданский, затесавшийся по рекомендации свыше то ли с жалобой, то ли с деловым предложением, склонив голову, искривленно, тупо рассматривал столь модный нынче в начальственных приемных аквариум с живописным рыбно-суповым набором.
Я без стеснений, не оглядываясь на присутствующих, нажал на латунную ручку, проходя в кабинет и чувствуя на спине завистливые взоры низших по рангу.
О, волшебное чувство избранности и почитания. Избранности среди убогих и почитания среди челяди.
Среди прочих в приемной толкался и глава фонда Абрикосов, чудесным образом отодвинувший своим жирным бедром новую кандидатуру на пост распорядителя наших внебюджетных средств и оставшийся, видимо не без серьезной поддержки, на плаву в волнах своего порочного бизнеса.
Сливкин бодро поднялся мне навстречу. Осведомился, улыбнувшись широко, до мочек ушей:
– Народу в предбаннике много?
– У-у!
– Значит, дела идут! Ну, вот что… – приобняв меня за плечи, повел в святая святых – комнату отдыха, где стояли кушетка, сервировочный стол в окружении пухлых кожаных кресел и телевизор.
Краем глаза я заметил пластиковую мусорную урну в углу со смятыми салфетками и поникшим на них презервативом.
Следом вспомнилась миловидная секретарша шефа.
Словно прочитав мои мысли, Сливкин торопливо усадил меня в кресло, спиною к урне, а затем, преодолев тучность свою в художественно-гимнастическом па, накрыл ее томом какого-то уголовного дела, до сего момента лежавшего на столике.
– Нагромождение несоответствий, – горестно начал он, озираясь по сторонам, словно отыскивая взором еще какую-либо сомнительную деталь обстановки. – Эти наши кредиторы из «Днепра» проявляют печалящую меня взволнованность. Очень активные долбоискатели. То есть у нас – утечка! – он трагически всплеснул короткими тучными ручонками. – Показания твоего бомбодела плавно перетекли в русло врага. Я насчет номера машины их службы безопасности и вообще легенды по существу… Возникли сомнения по ее сути. Крепнет элемент возмущения. Идут поиски истины. Из диверсанта могут извлечь наши пагубные инициативы… Он где, кстати?
– В камере.
– Еще не повесился?
Пауза. Подчеркивающая двусмысленность вопроса и заодно определяющая его однозначность.
А вот таких глубин грехопадения я в Сливкине обнаружить не ожидал… Ну и сволочь!
– Я понял задачу…
– В общем, напряги наш воровской отдел, свяжись с личными мозговыми извилинами…
